Должно быть, мне в утешение инженер принялся горячо рассказывать о своей верфи, которая начинала с 1886 года как чугунолитейный завод. Потом на заводе начали ремонтировать пароходы. И только с 1931 года предприятие переключилось на судостроение. Сейчас десятки судов ежегодно уходят отсюда вниз по Амуру, навстречу штилям и штормам самого большого океана.
Верфь непрерывно растет, строятся новые эллинги, поточные линии. Поточно-позиционный метод строительства судов стал здесь основным. От первого листа до спуска судна на воду проходит меньше двух месяцев. А поскольку на линии одновременно стоит много корпусов, то и получается, что неизбежного при спуске судов традиционного шампанского в Амур стекает немало. Правда, такого рода промышленные отходы пока что не вызывают возражений у ревнителей чистоты амурских вод.
После верфи мне захотелось поближе к тем судам, которые уже ходят. Отправился на пристань, увидел готовую к отплытию «Ракету». И затосковала душа путешественника.
— Далеко собрались? — спросил я у капитана.
— Тут, близко.
— Возьмите меня с собой…
Над дебаркадером плыл полонез Огинского, переполнял душу нежностью. Я стоял в раскрытых дверях рубки и наблюдал за пограничником, проверявшим документы у пассажиров, проходивших на посадку. Пограничник на границе — дело обычное, и на него почти никто не смотрел. А он поднимал глаза на всех по очереди. Когда проходила симпатичная девушка, пограничник задержи-нал взгляд и улыбался, и тотчас, устыдившись этого своего небольшого злоупотребления служебным положением, начинал более внимательно изучать фотографии на документах.
Наконец «Ракета» отвалила, стремительное течение подхватило ее, полонез Огинского быстро затих вдали, заглох в шуме встречного ветра. Промелькнули слева краны порта, вход в затон, широченный разлив Зеи, впадавшей в этом месте в Амур. Справа поползли низкие острова, за ними показались домики китайского селения Чанфатунь.
Ровно гудя двигателями, «Ракета» понеслась через широкий Напи-Курганский рейд. И вдруг капитан схватил бинокль, высунулся из рубки, разглядывая что-то на правом берегу.
— Китайские катера!
— Где?
— Вон там, на косе.
— Что они?
— Поди угадай. Вот недавно было: идем мимо Суньхэ — поселок такой у них в пятнадцати километрах выше Благовещенска, — идем, значит, а навстречу два катеришка. Один — в стороне, другой — прямо по курсу. Дает отмашку, а не отворачивает. Мы к своему берегу жмемся, метров на пятьсот ушли от фарватера — все равно лезет. Мы-то вначале думали, что китаец просто спутал правое с левым, а он проскочил метрах в трех от борта, развернулся и пошел следом. Значит, знал, что делал… А в другой раз — пароход. Дает отмашку, отворачивает, как полагается. А в последний момент из-под кормы выскакивает катеришко — и навстречу. Резанули б крыльями, только бы пузыри остались. Но ведь знают: все сделаем, а не резанем. Как увильнули тогда, сам не понимаю. А они стоят на борту, ухмыляются…
— А когда наши пограничные бронекатера идут по Амуру, к ним тоже лезут? — поинтересовался я.
— Бронекатеров боятся. У них волна знаешь какая?! Враз опрокинет…
«Ракета» летела по широкому Амуру мимо нашего Гродеково, мимо китайского Цялуньшаня. Напротив нашего села Красного — низкие длинные крыши домов, высокая пограничная вышка, обычные красные пятна плакатов с белыми иероглифами.
— Айгунь!
— Тот самый?
— Тот самый, где был заключен Айгуньский договор о вечной и неизменной границе по Амуру…
И перекинулся разговор на воспоминания о тех временах, когда всем верилось, что очень скоро граница эта останется только на географической карте. Потому что какая может быть граница между народами-братьями?!
Было: после долгих непрерывных дождей реки вышли из берегов и отрезали на острове сотни китайцев. Вода быстро поднималась. Еще немного — и последнее прибежище людей оказалось бы затопленным. Их спасли советские речники. В кромешной тьме, на пронизывающем ветру несколько часов подряд они перевозили спасенных в безопасное место…
Было: в провинции Хэйлуцзян начались таежные пожары. Остановить их у китайцев не хватило сил. Селения оказались островами среди моря огня. И тогда китайцы обратились за помощью к единственным людям, кто мог помочь, — к русским. Советские самолеты и вертолеты несколько недель работали в исключительно сложных условиях горно-таежной местности. А потом, как сообщали газеты, в городе Хума состоялся многолюдный митинг, вылившийся в яркую демонстрацию советско-китайской дружбы…