Навстречу ветру

В круге уже стоял предводитель лохматых воинов. А еще туда выталкивали одного из недавно прибывших на остров аристократов.

— Ситра, жалкая ты душонка, — прогудел кесхейнский вождь. Тот самый, с медведем на нагруднике. — Ты готов ответить за свои поступки?

— Хален, — аристократ, судя по чертам родом с Месхиеле, напуганным не выглядел. — Ты все же выжил. Какая досада.

— Мы можем это остановить? — вполголоса спросил Сид в воздух.

— Можем, — впервые произнесла Императрица чудным голосом. — Но не будем.

Наместник вопросительно посмотрел на светорожденного и получил в ответ отрицательный кивок. И выдохнул сквозь зубы.

— Этот… разумный, — снизошла паломница до объяснений. — Сильно задолжал моей семье.

— Это самосуд, — предпринял еще одну попытку остановить конфликт Сид.

— Это их право, — вновь покачал головой Азаон.

— Будешь сражаться, старый друг? — насмешливо поинтересовался Хален. — Или, может, попробуешь бежать? Откупиться? Позорно умрешь? Что выберешь?

На фоне здоровенного кесхейнца, пусть тот уже и освободился от большей части доспехов, месхиелец смотрелся сущим мальчишкой.

— Ты невероятно щедр на варианты, старый друг, — спокойно ответил Ситра. — Но я выберу поединок. Никто не скажет, что аин Анелджил запятнал свое имя трусостью.

— Было бы что пятнать, но тебе виднее, — в голосе имперского аристократа послышались нотки уважения. — Дайте ему оружие, которое он выберет.

Еще пару минут поединщики готовились. Хален разделся до пояса, подставив полуденному Оку могучие плечи. Ситра ограничился скинутым камзолом, оставшись в вышитой сорочке. Оба приняли от кесхейнцев одинаковые бастарды. И если в лапах имперца меч смотрелся вполне органично, то для светлого клинок явно был великоват. Но вот настал момент, когда все приготовления завершились.

Противники сошлись в центре круга под ритмичный грохот кулаков кесхейнцев о кирасы. По мнению Сида, оба вполне умело владели клинками. Вот только Хален явно превосходил щуплого Ситру в мастерстве убивать разумных. И чем дольше длилось противостояние, тем яснее становился этот факт. Месхиелец, верный южной школе, ставил на подвижность и уклонения. Хален же избрал агрессивный напор, мастерство и характерное для северян презрение к смерти. И вскоре Ситра стал сдавать. Противник был слишком силен и, без сомнения, более опытен. Рано или поздно аристократ Альянса должен был допустить ошибку, которая стала бы для него фатальной.

В какой-то момент Хален пошел в контратаку и, пройдя защиту соперника в пару мощных ударов, насадил Ситру на клинок, пробив того насквозь. Бастард месхиельца выпал из ослабевших пальцев, а сам аристократ упал на колени, судорожно цепляясь за торчащее из тела лезвие.

— С… — изо рта Ситры пошла кровавая пена. — Сын.

Кесхейнец посмотрел на поверженного врага и друга с непередаваемым выражением. Но, кажется, понял, что хотел сказать умирающий.

— Род тор Строг не имеет более претензий к роду аин Анелджил, — громко и четко произнес Хален. — Между нами нет вражды, старый друг.

— Благо… — прошептали окровавленные губы. — …дарю.

На последние слова у месхиельца ушли все оставшиеся силы, и вскоре свита тор Строга бережно заворачивала труп поверженного поединщика в саван.

— Нам пора к Камню, Азаон, — подала голос Императрица. И в ее голосе Сиду послышалась печаль по погибшему.

— Мы проводим, — кивнул поразительно учтивый светорожденный.

* * *

Легенда гласит, что Творец, желая приступить к творению, создал себе камень. Чтобы было куда присесть. И уже восседая на нем, принялся создавать небо, острова, Великое Море и Бездну. Не, сама легенда звучала гораздо более выспренно и пафосно. Но Умник понимал ее именно так.

Сам Изначальный Камень располагался неподалеку от порта, на отшибе. Место было не самое посещаемое, святоши не любили, когда разумные отвлекаются на всякие поверья и не несут в храмы золото. Могли бы — совсем огородили булыжник-переросток от досужего внимания черни. Но всякий раз, когда предпринимались подобные попытки — что-то не задавалось. Постройки сами собой рушились, строительные леса то гнили, то горели, заборы приходили в негодность, а самые настойчивые охранники превращались в безобидных умалишенных. Святоши отступили от своей идеи быстро. Всего-то пары дюжин случаев хватило, чтобы дошло даже до самых недалеких служителей Первохрама.

Вот и осталась скромная лужайка, локтей сорока в поперечнике, сиротливо притулившаяся на Краю Виалвейна и смиренно принимающая на себя дожди и ветра. Единственное, что тут прижилось, это на диво густая трава да священные деревья, высаженные благодарными паломниками по периметру. Ну и ничем не примечательный плоский булыжник с локоть высотой и сажень в диаметре. На который сейчас бережно разгружали содержимое гроба. То же не особо примечательное, богато одетый альв, судя по всему. Труп и труп. Вот только венец на голове усопшего, повторяющий своими очертаниями корону Императрицы, навевал определенные ассоциации.