Хэзлем
. И Лубин, и твой отец пережили войну, но потеряли на ней сыновей.Сэвви
Хэзлем
. Однако ни тот, ни другой ни словом не обмолвились о них.Сэвви
. Ну и что? О них не было речи. Я сама забыла о Джиме, хотя очень его любила.Хэзлем
. А вот я не забыл, потому что возраст у меня призывной и, не будь я священником, мне бы тоже пришлось пойти на войну и погибнуть. По-моему, их политическая беспомощность страшнее всего проявилась в том, что они сами послали своих сыновей на убой. Списки убитых и послевоенная разруха — вот из-за чего мне опротивели и церковь, и политика, и все на свете, кроме тебя.Сэвви
. Ох, я тоже была не лучше других: продавала на улицах флаги в самом своем нарядном платье и… Тсс!Конрад
. Вот какой прием ожидает Евангелие от братьев Барнабас!Фрэнклин
Хэзлем
. В том, что люди могут жить три столетия? Честно говоря, нет.Конрад
Сэвви
. Право, не знаю. На минуту мне показалось, что да. В какой-то мере я способна поверить, что люди могут жить триста лет. Но когда ты перешел к делу и заявил, что это относится и к горничной, я поняла всю несбыточность ваших планов.Фрэнклин
. Вот именно. Нам лучше замолчать, Кон, иначе нас просто высмеют и мы утратим ту каплю доверия к себе, которую снискали своими ошибками в дни, когда были еще невеждами.Конрад
. Пожалуй, ты прав. Но сколько бы над нами ни смеялись, творческой эволюции не задержать. Быть может, даже насмешки станут для нее чем-то вроде смазки для машины.Сэвви
. Как это понять?Конрад
. Так, что первый мужчина, который проживет триста лет, может вовсе не подозревать, какая участь его ожидает, и быть одним из тех, кто станет громче остальных смеяться над мыслью о долголетии.Сэвви
. А почему не первая женщина?Конрад
Хэзлем
. Во всяком случае, это не будет ни один из нас.Фрэнклин
. А вы почем знаете?Часть III
Свершилось!