Я чувствовал, что не хочу спать. Спать надо, но я точно не усну. Сорок третьи сутки.
– Я не могу спать, командир. У меня что-то с глазами. Они… горят. Ньютон разрезал глаз и понял, что Бог существует. Ньютон считал, что вселенная устроена, как глаз, по образу и подобию, мы в глазу Его, и Он знает про каждую секунду каждого.
Я взял Косту за руку и проводил до медицинской капсулы.
– Пора отдохнуть.
– Согласен, – сказал Коста. – Пора отдохнуть и восстановиться.
Стаут брякал железной палкой. Коста сел на край капсулы и стал снимать кеды. Надо развязать шнурки, сначала на правом, потом на левом, но он пытался их стоптать. А потом забыл про это и взялся за глаза.
– Нужна гимнастика. – Коста массировал глаза большими пальцами. – Гимнастика поможет восстановлению. Командир, это, несомненно, помогает. Надо делать так, смотри…
Я подумал, что Коста уже слишком, мне казалось, что еще чуть – и он выдавит яблоки из глазниц.
– Меняем фокус. Смотрим. Меняем фокус. Вот так…
Коста выпучил глаза, затем вдавил их пальцами. Не могу на это смотреть.
– В пустоте Эридана уместится… Я не помню… Тьма галактик Млечный Путь. Нас никогда не найдут, нас не станут искать, командир…
Нас не будут искать. Я это прекрасно понимаю.
– Пора отдохнуть, – сказал я. – Нам нужен отдых.
Я достал инъектор, увеличил дозу снотворного в полтора раза.
– Я не могу спать, командир. – Коста потер виски. – Я стал путать синхрон со сном, грань стерлась. Мне кажется, я умираю каждый раз, когда засыпаю, это невыносимо…
– Но спать нужно. Завтра трудный день.
Коста послушно кивнул и устроился в капсуле.
– Надо обязательно поспать, – повторил я. – Поспать.
Я приложил пистолет ему к шее, нажал на инъектор, Коста дернул головой.
– Холодный нос, я только вчера понял. Стаут был прав.
Коста достал два полированных золотых диска и положил на глазницы, терпения мне, терпения.
– Древние знали толк в этих вопросах, – пояснил Коста. – Сбереги небо глаз твоих от пылающей ярости Стикса…
Синь сорок три.
– Это не плата Харону, что за глупые сказки… Это зеркала! Да не взглянет в душу твою бездноглазая тварь, командир, я сделаю тебе такие же…
– Спасибо.
Коста улыбался.
– …Вселенная, разумеется, похожа на опаловый шар, гравитация лепит шары и бублики, – говорил Коста, золотые диски на веках подрагивали. – Вселенная похожа на аквариум, в нем бриллиантовые улитки и опаловые жемчужницы, в нем красные кораллы и черное Сердце Карла, багряные океаны умирающих звезд, серебристые ветви галактик, и когда ему скучно, он прилипает лбом к гладкому хрусталю…
– Кто он?
– Хозяин реки, – шепотом ответил Коста. – Хозяин моста…
Коста гулко похлопал себя по лбу согнутым пальцем.
– Астерий, – прошептал Коста еще тише. – Посмотри, это же похоже на его нос! Если приложиться к выпуклому стеклу, то будет так!
Вселенная похожа на ведро. Впрочем, для топологии между шаром и ведром практически нет разницы.
– Командир, зачем? Зачем плыть по океану, если никогда не увидишь берега? Капитан, мы не вернемся, капитан?
– Ты устал.
– Ты помнишь те стихи, капитан?! Ты помнишь, ты же читал их, ты! Апрель, степь, небо… Вскипает плазма в бешенстве распада, на острие фотонного меча, еще недавним стартом горяча, моей ракеты гулкая громада… Не помню…[11]
Ты устал.
– Не надо больше, капитан. Остановись… Я сделаю тебе такие же, Астерий примет их в качестве платы и проведет сквозь мглу, весь секрет в полировке…
Коста уснул.
Мелкие сосуды. Ими богата внешняя кора головного мозга. Безумие, похоже, заразно. Завтра трудный день. Я тоже хочу спать. Я хочу спать.
– Синхрон, – приказал я. – Синхрон…
– Экипаж должен занять номера в ложементах, – ответила «Герда».
– Синхрон!
– Экипаж должен занять номера в ложементах.
– Прыжок!
Кажется, «Герда» дрогнула, наткнувшись на первый хрустальный предел, было больно, перед тем как встретить птицу и город и соскользнуть в блеск и безумие REM‑фазы, я успел увидеть, как последний выдох нарисовал на запотевшем визоре треугольный бычий нос.
Тау.
– Мост через белые волосы… – бормочет Стаут. – Мост через белые волосы… Бог проснулся и вспомнил про нас, и ждет, и смотрит сквозь ледяной смерч…
Альф.
Стаут смастерил компас. Он приволок из грузового отсека дрон, используемый для разведки атмосферных планет, вынул двигатель, разобрал его на приводы и тяги, перемонтировал – и получил прибор со стрелкой. Достаточно щелкнуть по ней пальцем – и он указывает, где Земля, плывет.
Компас работает. Определяет направление. Разумеется, с точки зрения навигации в этом нет никакого практического смысла – Земля может находиться в этой точке и во многих других точках одновременно, собственно, при сверхдальних расстояниях смещение и синхронизация объекта происходят настолько быстро, что справедливо говорить о том, что Земля вокруг. «Герда» в центре сферы, и Земля в каждой точке ее поверхности. Земля везде, и можно лететь куда угодно – направление всегда останется верным, и лишь по мере приближения путь обретает вектор.
Компас Стаута не врет.
– Земля, – произносит Стаут. – Земля!