В следующее мгновение Алла Евгеньевна с шумом рухнула на пол как подрубленное дерево. Все бросились к ней, и только ректор – с беловато-синим то ли от неонового света, то ли от испуга лицом – шагнул к телу Славика и, присев на корточки, проверил пульс, затем понюхал бокал и произнёс:
– Шампанское – с запахом миндаля. Это цианид. Вызывайте полицию! Никому не выходить из помещения!
Поднимаясь во весь рост, он внимательно посмотрел на Марину, стоявшую рядом. И даже он, виды видавший и отлично разбирающийся в людях и ситуациях человек, не смог прочесть ни одной эмоции на её лице. Верней сказать, на застывшей на её лице маске. Создавалось впечатление, что сама Марина отсутствовала, а её физическая оболочка оставалась здесь – на месте чудовищного происшествия. Или преступления?
Всех задержали до утра. Действительно, этот вечер запомнится всем навсегда.
Аллу Евгеньевну госпитализировали с инсультом. Марину допросили и отпустили домой под подписку о невыезде. А через два дня, бросив горсть земли на крышку гроба Славика, Марина беспрепятственно приобрела авиабилет в предварительной кассе на Мальту и в этот же день выехала в Крым в служебном купе проводников.
6
Утром перед выходом из поезда Лика с Ниной обменялись номерами телефонов и, тепло попрощавшись, разошлись каждая своей дорогой. Попутчица с верхней полки спустилась, когда они ещё спали и, прошла в другой вагон. До самой столицы она стояла в коридоре и заинтересованно смотрела в окно, в своей кепке с козырьком и в наушниках, отсекая отсутствующим видом непрошенных собеседников.
Лика поднялась на лифте на четвёртый этаж и позвонила в квартиру. Ей не хотелось искать в недрах сумочки ключ и, кроме того, всегда нравилось, когда мама встречала её на пороге. Был ещё один момент: глубоко в душе Лика надеялась, что когда-нибудь у её мамы кто-то появится. А вдруг этот «кто-то» в её отсутствие появился, и сейчас она поставит двух взрослых людей в неловкое положение, как в фильме «Москва слезам не верит», когда взрослая дочь взбодрила своим внезапным возвращением домой маму с Георгием («он же Гоша, он же Жора»). Ведь её мама ещё не старая, чтобы оставаться одной. Когда отец ушёл из семьи, маме было всего двадцать девять, и тогда находились претенденты на её руку и сердце, но Лика была глупенькой маленькой эгоисткой и закатывала маме, стыдно вспомнить, какие сцены ревности! Теперь она очень жалеет об этом, а мама уже так привыкла быть одна, что призналась дочери: если бы даже кто-то появился, то ей очень трудно было бы, во-первых – поверить, а во-вторых – привыкнуть к чужому человеку. Кажется, она уже забыла, что совершенно чужой человек может за очень короткое время стать самым родным и близким. И забыла, что сказал ей экстрасенс в первую встречу: как только она перестанет переживать о личной жизни дочери и будет жить полноценно своей, то и у дочери очень скоро всё наладится.
Мама открыла Лике дверь и они обнялись. Из кухни призывно доносился аромат пирогов, и никакими посторонними мужчинами в доме не пахло. Лика распаковала подарки и сувениры, преподнесла маме и отправилась в ванную смывать с себя пыль дорог. Уже нежась в ароматной пене, запоздало отметила: «Что-то с мамой сегодня не так. Кажется, глаза припухли от слёз». Накинув лёгкий халат, Лика вышла из ванной, протопала босыми ногами в кухню и с удовольствием забралась на диван с ногами, скрестив их по-восточному:
– Мама, что случилось? Почему такая печальная?
– Всё хорошо, ничего не случилось. Ты кушай, а то остынет.
– Мама, что произошло? Что за трагедия?
– Ничего страшного. Ты не поймёшь. Даже говорить об этом не хочу.
– Обещаю, я постараюсь понять.
– Лика, не начинай. Мне и так тошно.
– Мам, ты же знаешь, я не отстану! Давай рассказывай, что тут без меня стряслось?
– Я в монастырь на исповедь ходила, – тоскливо отвела взор мама.
– Ну? В чём ты призналась? Ты кого-то убила? У тебя такой вид по крайней мере.
– Ну да, и мне назначили епитимью.
– Что за бред, какую такую епитимью? Что это означает?
– Означает наказание. Меня вообще батюшка грозился отлучить от церкви.
После последних слов мама не выдержала, расплакалась и ушла в свою комнату, Лика вошла следом:
– Ну, ты, мать, даёшь! Чего тебя вообще потянуло кому-то в чём-то исповедоваться? Что за грех? Кого ты убила, таракана? Тебя на недельку одну оставить нельзя! – удивлённо вскинула брови дочь и уставилась на мать.
Лика села рядом:
– Мам, давай по порядку и с самого начала. В чём дело?
Мама вытерла слёзы и, глядя мимо дочери, с тяжёлым вздохом произнесла: