Назначьте ведьме адвоката

— Что ты с ним сделал? — ахнула ведьма, начиная подозревать худшее.

— Напоил, — безмятежно отозвался инспектор. — Пойдём?

Говорят, будто перед смертью человек всю свою жизнь, в один-единственный миг ужатую, видит. Вся-то жизнь перед Рейсон, конечно, не промелькнула. Но в этот десяток секунд ступора тоже немало уместилось: и рождественский ужин, и свадебное платье, и безупречная инспекторская супруга с презрительно поджатыми губами, и беззащитный, будто у ни за что пнутого щенка, взгляд Брена. А где-то на задках унылый голос прогундосил-проныл: «Счастливы будут брачующиеся с этого мига и до гробовой доски…»

А потом Кира рванула к стенному шкафу, выдирая из развала шуб собственную.

— Мама, я…

— Да иди уже, — проворчала госпожа Рейсон, поправляя дочери воротник. А у самой взгляд задумчивый-задумчивый, между бровями складочка. — Иди, — повторила, будто благословила, только вот голос дрогнул неуверенно.

А снаружи хорошо было — самая настоящая рождественская ночь, словно с открытки. На другом конце улицы маленький храм переливался ёлочной игрушкой, подмигивал подсвеченными изнутри витражами и из распахнутых настежь дверей свет лил, как из входа в Рай. Дома стояли торжественно-притихшие, в каждом окне тёплое свечное пламечко помаргивало. А с чёрного, по-настоящему не имеющего ни дна, ни конца неба тихо вальсировали крупные снежные хлопья.

— Спорим, ты собирался меня в ресторан пригласить.

Кира отвернулась от инквизитора, задрала голову к небу, пытаясь губами снежинку поймать.

— Ну, вообще-то, да, — хмыкнул у неё за спиной Тейлор. — Есть возражения?

— Вообще-то, есть, — ответила в тон ему. — У нас с самого начала с ними не задалось. Может, тогда и пробовать не стоит?

— Но тогда…

У озадаченного инспектора физиономия была замечательная: бровки эдак домиком, будто хмуриться начал, да потом позабыл, как это делается. При том взгляд исподлобья, настороженный. Губы сжаты плотно — прямо с места и в бой.

Ответить Кира не успела. В храме негромко, приглушённо, но торжественно и как-то светло колокол забил. Хор гимна звучал тоже глухо, слов не разобрать. И мягко, почти по-колыбельному. А свет — и из раскрытых дверей, и свечей в окнах домов, и уличных фонарей — будто дрогнул, став ярче.

— С Рождеством. — Кира обернулась к инквизитору. — Чего тебе пожелать-то?

— С Рождеством, — отозвался Тейлор, помолчал, будто колебался. — Не так я хотел это сделать, но чего уж теперь. С праздником.

Рыжий вынул руку из кармана, протянул коробочку — простую, даже бантом не украшенную. А внутри, на подушечке чёрного бархата кулон лежал: тёмно-синий камень, огранённый в форме капли, в венчики крошечных… Стекляшек? Бриллиантов?

— Так ты для меня покупал?

— Нет, для себя, — буркнул недовольно. — Люблю, знаешь, кулончики. К парадной мантии они особенно подходят.

— И этот камень…

— Сапфир, — пояснил инспектор, совершенно не правильно поняв причину заминки.

— И этот сапфир, — поправилась Кира, гладя пальцем холодные грани, — напомнил тебе цвет моих глаз?

— Может, мне изысканности и не хватает, — совсем уж хмуро выдавил рыжий, — но не настолько я пошляк. Глаза у тебя серые, Кир. Иногда в зелень отдают, бывает в желтизну. Мне просто показалось, что кулон тебе понравится, вот и всё.

Рейсон кивнула, соглашаясь.

— Пойдём! — приказала решительно.

— Куда?

— К тебе. Рождество праздновать.

Что не говори, любил господин инквизитор хорошо выдержанные паузы.

— Ты уверена? — спросил, наконец.

— Может, ты и не пошляк, Тейлор, но совершенно точно дурак, — заверила его ведьма, улыбаясь невесть чему. — И на героя девичьих грёз не тянешь абсолютно.

Кира захлопнула коробочку, сунув её в карман: ну не на улице же сапфиры примерять, ей-богу! Сунула руку под локоть инспектора, едва не силком его с места сдвигая.

Действительно, фантазировалось всё немного иначе, розовой дымки романтичности определённо не хватало. Мог и догадаться, выстроить замок вместо гостиничного номера, на руки возлюбленную подхватить и усыпать дорогу лепестками роз. Признание в любви лишним тоже бы не выглядело.

А, с другой стороны, разве этого мало: волшебная ночь, хлопья снега, кружащиеся в лужах фонарного света, и хмурый инквизитор, знающий, какого цвета у тебя глаза? Сейчас казалось: это очень-очень много. На самом деле всё, что только может быть нужно.

***

Рейсон с детства недолюбливала послепраздничные утра. Почему-то они неизменно казались серыми, унылыми и банальными, особенно после Рождества. Вроде и ёлка ещё не убрана, и не всё вкусное съедено, впереди долгие выходные, а всё равно уныло. Не слишком приятное чувство к обеду уже проходило, но просыпаться категорически не хотелось.