Сначала просьба Касии смутила его. В Нью-Йорке он всегда останавливался в отеле «Плаза», и у него не было желания менять эту привычку. К тому же ему не нравилось, что ей самой приходилось готовить. Еще меньше ему нравились ежедневные экскурсии, которые она совершала, чтобы пройтись по местным рынкам в поисках ингредиентов, необходимых для ее кулинарных творений.
Но он не возражал.
Ему нравилось видеть ее счастливой. Плюс еда, которую ей удавалось наколдовать, — эклектичная смесь восточно-африканских блюд с экзотическими травами из местных магазинчиков — было лучшее, что он когда-либо пробовал. Он даже восстановил свой вес, который потерял, три недели пролежав на спине в Золотом дворце.
— Для начала сарма, мутабал и хумус, — торжественно объявила она. — Потом таджин из баранины с приправой из чеснока и армянский салат. Надеюсь, ты умираешь с голоду. А эту чудесную питу я нашла в одной маленькой ливанской пекарне в Трайбеке.
Отправив хлеб в микроволновку, она достала из холодильника поднос с блюдами.
— Пожалуйста, только не говори мне, что ты отправилась туда пешком, — проворчал Райф. Он не раз напоминал ей, чтобы она не забывала брать машину с водителем.
— Тогда я вообще ничего не скажу. — Она кокетливо подмигнула ему, что вызвало у него мгновенный прилив жара в паху.
Проклятие.
— Кася, ты не должна себя так утомлять, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал твердо. Тошнота по-прежнему накатывала на нее каждое утро. И он знал, как она уставала уже к середине дня, потому что однажды в перерыве между встречами заскочил домой, надеясь сделать ей сюрприз, и нашел ее крепко спящей. — И тем более каждый день готовить для меня.
— Но мне это нравится, — сказала она с мольбой в голосе, снова обезоружив его. — А Трайбека совсем недалеко отсюда, да и днем я немного вздремнула. Так что я не устала. — Надеясь отвлечь его, она кивнула на блюдо, приготовленное из поджаренных баклажанов. — К тому же пита прекрасно сочетается с мутабалом. Один очень милый ливанец с фермерского рынка на Гудзоне рассказал мне, как его приготовить.
— А еще мне не нравится, что ты разговариваешь с незнакомыми мужчинами, — сказал он, когда она достала из микроволновки питу и, нарезав ее широкими ломтями, начала посыпать их специями.
— Ему девяносто, Райф! — рассмеялась Касия и, взяв с подноса блюдо, поставила его на стойку вместе с тарелкой посыпанного специями хлеба. — А теперь перестань нести чепуху и попробуй.
Никакая это не чепуха, сердито подумал он, но не стал спорить, а просто взял вилку и попробовал. Ароматы взорвались на его языке. Лимон, кунжут и чеснок прекрасно сочетались с пикантным вкусом поджаренных баклажанов.
Он едва не застонал от наслаждения.
— Ну как? — спросила она, и от нетерпеливого ожидания в ее глазах его сердце забилось быстрее.
— Превосходно, — признался он.
— Тогда садись и попробуй другие блюда, пока я закончу с пюре.
Райф сел на высокий табурет за стойку, как привык это делать в течение прошлой недели. Теперь он расспросит ее о прогрессе в работе над докторской, финансирование которой взяла на себя «Холади корпорейшн» после создания в колледже Деверо собственного стипендиального фонда. А она, в свою очередь, поинтересуется его делами, а потом расскажет, чем она еще занималась в течение дня, что включало в себя и разные уличные знакомства, чего Райф не одобрял.
Но было трудно упрекать ее за это. Касия, как он теперь знал, была очень общительной натурой и буквально расцветала, встречаясь с новыми людьми. Ее рассказы очаровывали. Но он беспокоился. Как можно быть такой доверчивой? Полностью лишенной цинизма?
В то же время такие вопросы заставляли его чувствовать смутную вину. В конце концов, он сам собирался воспользоваться этими ее качествами, чтобы уговорить согласиться на брак.
Касия начала рассказывать о ливанце, с которым познакомилась на фермерском рынке. Она была прекрасным рассказчиком, и ему это нравилось. Ему нравилась ее способность найти что-то интересное в любом человеке, вписаться в любую ситуацию. Люди тянулись к ней, что было еще одним доказательством того, какой замечательной принцессой она могла стать для народа холади.
Но когда она, разминая картофель, заметила, что этот ливанский старик чем-то похож на ее бабушку, он сумел вставить вопрос, который вот уже несколько дней вертелся у него на языке.
— Кася, а как ты потеряла родителей?
Она замерла. По ее лицу пробежала тень, и он пожалел, что не может взять свой вопрос обратно.
— Это не я их потеряла, — наконец сказала она. — Это они меня потеряли.
И он снова не мог удержаться от вопроса:
— Как это случилось?
Ее сердце забилось быстрее. Раньше он никогда не спрашивал ее о прошлом, и она видела, что ему неловко. Но тот факт, что ему хотелось узнать о ней больше, был еще одним шагом вперед.