Шура несколько минут присматривалась к винтовке, огладила приклад, оглядела ствол. Переступила с ноги на ногу, приноравливаясь. Огромные наушники явно ей мешали, посекундно бубнящий, направляющий её руки инструктор раздражал. Игнат видел, что Шура берёт винтовку так, как держат коренные таёжные охотники: рука согнута в запястье, кисть и пальцы находятся в положении, которое обеспечивает максимальную свободу движения в любом направлении. Не военная хватка, однако, правильная.
– Смотри, смотри, – услышал он за своей спиной шепоток.
Не только у Игната был намётанный глаз, любой из компании моментально вычислит отточенные движения Шуры, пусть и не боевые. Человека, который умеет обращаться с оружием, профессионал заметит с полувзгляда.
Шура что-то сказала инструктору, тот умолк, скептически глядя на нечто в плиссированной юбке с винтовкой в руках. Шура не обратила внимания на пренебрежительный взгляд, приставила оружие так, как удобно ей, и сделала пять выстрелов подряд недрогнувшей рукой, не шелохнувшись: один в молоко, один в девятку, три ровно в центр, один в один, как заправский снайпер.
Отдала винтовку инструктору, который, кажется, потерял способность говорить, лишь хлопал глазами как сова. Обернулась, посмотрела первым делом на девиц, которые чем-то её разозлили, только потом на Игната, совершенно беспардонно, победно, нагло улыбаясь.
– Ты посмотри на эту сибирскую принцессу! – гаркнул кто-то из поражённо молчавших до этой секунды сослуживцев.
– Калугин, где отхватил такую красавицу?! – заголосил кто-то.
– В тайге, – отвечали ему со смехом такие же удивлённые голоса, перемешанные с довольным ржачем, ибо смехом звуки, исходящие от толпы полутрезвых офицеров, назвать было нельзя.
– Белке зубы выбила, – кричал один из остряков.
– Глаз! Глаз же! – неслось оттуда же.
– Глаз не знаю, но яйца такая красота снесёт раньше, чем подумаешь о другой бабе, – отвечали ему.
– Попал Калугин!
«А ведь и правда, снесёт», – подумал Игнат, посмотрев на невозмутимую Шуру, наблюдающую за улюлюкающей толпой, как за расшалившимися дошколятами. Неужели ты такая на самом деле, Александра Ермолина, ныне Калугина. Шура.
– Молодец. – Игнат подошёл к жене, поцеловал в уголок губ, его бы воля – вцепился бы жрущим поцелуем, но он уже достаточно хорошо знал её, чтобы понимать – лишь зря смутит собственного ежа, пусть тот и виртуозно обращается с боевым оружием.
– Пойдём в номер, – тихо ответила Шура.
Глава 20
Всю дорогу к номеру Шура молчала, сосредоточено жевала нижнюю губу, чем изрядно нервировала Игната.
– Может быть, ты скажешь, что случилось? – спросил Игнат, когда за их спинами закрылась дверь номера.
Шура ощетинилась, нахмурилась, тряхнула головой, словно отгоняла неприятные воспоминания, помолчала с минуту, глядя в окно, где катилось к горизонту солнце. Сказала:
– Ничего.
– Не нужно обманывать, – одёрнул Игнат жену.
«Ничего»? Настолько «ничего», что сначала вынырнула из скорлупы, расстреляв несчастную мишень в пух и прах, а потом едва не сгрызла собственную губу. Понятно, что-то сказали кумушки, может даже специально, только не пойдёшь разбираться с чужими жёнами, когда есть своя – похожая на насупившегося ежа. Пыхтящего, недовольного.
– Шура? – Игнат сделал несколько шагов к Шуре, обхватил личико двумя ладонями, приподнял голову, вынудив посмотреть в глаза. – Ответь, пожалуйста.
– Ничего страшного, – повторила она, отводя взгляд.
– Что сказали те дуры? Они ведь что-то тебе сказали? – Игнат прищурился, всмотрелся в резко порозовевшее лицо.
– Не мне, – выпалила Шура и, видимо, опомнившись, что ляпнула лишнего, замолчала, перевела взгляд на Игната. Насупилась сильнее и вдруг произнесла севшим от волнения голосом: – Рита лучше меня, да?
– Нет, Рита ничем не лучше тебя, – твёрдо проговорил Игнат, понимая, что главный свой вопрос Шура задала и будет ждать на него ответа. Заговаривать зубы смысла не было.
– Расскажи мне про неё, – выпалила Шура. – Эта та женщина, на фотографии?
Игнат нахмурился, пытался понять, какой фотографии? В его телефоне? Возможно, там остались фото с Риткой, он не проверял. Выходит, Шура проследила, прошерстила? Кра-со-та.
– В учебнике «Военная топография», – пояснила Шура.
– Скорей всего, – поморщился Игнат.
Он забыл, что дома валялся столетний учебник, неизвестно как оказавшийся в квартире при переезде. Естественно, вспомнить какую-то фотографию не смог. Зато отлично знал, что не отличался сентиментальностью, в цифровой век печатать фото – увольте. Ритка же любила, заявляла, что «в бумажном носителе есть душа», потому могла оставить пару фоток.
– Что ты хочешь знать? – Игнат пытливо посмотрел на Шуру.
Вдруг вспомнились слова Фёдора Алексею: «Потому и развелись, что ни терпения, ни уважения, ни смирения в нас не было. Если до свадьбы дотерпеть не может, то и после терпеть не станет». Тогда они показались вопиющей глупостью, мракобесием, но сейчас вдруг Игнат увидел в них смысл, поверхностный, неясный, как рябь на воде от брошенного камня, которая пройдёт через минуту, и все же смысл.