Назову своей

– Тебя ждал, – совершенно честно ответил Игнат. – Правда, ждал.

Сделал шаг в сторону Шуры, взял тонкие пальцы, перебрал по одному. Тонкие, подними на свет – словно прозрачные. Поднёс к губам, огладил языком папиллярный рисунок на указательном, оставил поцелуй на безымянном. Почувствовал, как вздрогнула ладошка в его руке.

«Знать бы, где упасть – соломки подстелил бы» – банальная истина, выстраданная поколениями. Знал бы, что встретит однажды на берегу полноводной сибирской реки Александру Ермолину, Шуру – обошёл бы десятой дорогой Ритку, чтобы не расстраивать своего ежа.

– Всё-таки, что ты услышала?

Ведь что-то дошло до симпатичных ушей. Нетрудно догадаться, что именно, но хотелось конкретики. Чтобы успокоить Шуру, чтобы раз и навсегда заткнуть рот бездумно болтающим языком дамочкам.

– Что я Рите Калугина, твоей Рите, – подчеркнула она, – не чета.

– Так и сказали? – усмехнулся Игнат.

– Да, – пожала Шура плечами. – Не чета. Долго ты со мной не протянешь, побежишь к своей ненаглядной Ри-точке.

– Им-то, конечно, виднее. – Игнат едва сдержался, чтобы не высказаться резче. Не для ушей жены выражения, которые крутились на языке боевого офицера. – Странно, что ты в мишень пальнула, а не им в голову, – подавил он смех, вспоминая, как хладнокровно Шура расстреляла несчастную пулестойкую пластину.

– Нельзя наводить боевое оружие на человека, – серьёзно ответила Шура. – Это первое, чему учил папа, когда давал ружьё в руки. А если навёл – стреляй, – спокойно продолжила.

Вспомнился Ермолин – крепкий верой старообрядец, охотник-промысловик с колким, цепким взглядом зелёных, словно нечеловеческих глаз. Такой, если наведёт – выстрелит.

К ночи выбрались на улицу. Правильней было отправиться домой, но Игнат употреблял, когда жарили шашлык, а сажать за руль Шуру ему не хотелось, усталость и расстройство – плохой напарник в пути.

Мелкий дождь, накрапывающий последнюю пару часов, прекратился. Разошедшийся было ветер стих, а потом и вовсе воздух замер, ни шороха вокруг, как в космосе – лишь низкое, чёрное небо и брызги рассыпанных, бледных звёзд.

Шура надела ветровку поверх толстовки с капюшоном, спортивные брюки, кроссовки, распустила волосы – обычная двадцатилетняя девчонка. Красивая, молодая, манкая до одури, до спёртого дыхания, и всё равно самая-самая обыкновенная, мало похожая на строгого, насупившегося ежонка, которого Игнат встретил совсем недавно на дороге из сибирского, потерянного в тайге села в районный центр.

– Привыкаешь к новой жизни? – Игнат остановился, развернул Шуру к себе. – Легче тебе?

– Сейчас легче, – кивнула она в ответ.

– Вот и прекрасно.

На обратном пути Шура заспешила в номер, замёрзла. Игнат же замедлил шаг, кивнув жене, чтобы поторопилась. Проводил взглядом, убедился, что свет в окнах загорелся сразу, как только Шура переступила порог корпуса – значит, добралась без происшествий. Остановился рядом с приятелями, которые допивали оставшийся от шашлыков алкоголь в компании жён, тех самых кумушек, что так неосторожно, нелестно отозвались о Шуре, сравнив с Риткой. Игнат предпочёл думать, что это была неосторожная реплика, не предназначенная для ушей жены полковника Калугина.

– Слав, подойди сюда, – подозвал он одного из гуляющих.

– О, давай к нам! Где молодую жену потерял? – понеся хмельной, добродушный гомон вперемешку с безобидными смешками.

– Я спешу. – красноречиво подмигнул Игнат тёплой компании, давая понять, что его ждёт нечто более интересное, чем распитие элитного алкоголя под остывшее мясо и выдохшийся лимонад.

– Чего? – подлетел Слава.

Слава в прошлом месяце стукнул тридцатник, но, несмотря на приличное для возраста и выслуги звание и должность, он так и оставался Славой – никак не Вячеславом.

– В тире твоя Жанна с подружкой неосторожно вслух почесали языками, Шуре это не понравилось, мне тоже, давай больше такого не повторится. – Он показал взглядом на блондинку рядом с женой Славы – пьяные, весёлые, дурные бабёнки.

– Ой, да ладно, ляпнули, не подумав, – засмеялся Слава.

– Помнится, ты в мае в сауну ездил, – задумчиво сказал Игнат, хлопнув по карману, в поисках несуществующей пачки сигарет.

Слава тогда серьёзно влип. И ладно бы дело касалось девочек лёгкого поведения, которых он от пьяной отваги вызвал, никто бы не придал значения «прегрешениям», тем более, воспользоваться ими Слава не смог. К приезду секс-тружениц его лучшим другом стал унитаз, бравый офицер пугал Ихтиандра. Он умудрился вляпаться в историю с карточным долгом – продул в покер каталам, на что не только жена, драгоценная Жанна, не закрыла бы глаза, но и начальство.

Игнат прикрыл приятеля, разобрался с ситуацией без лишнего шума и пыли, вот только память у Калугина была хорошая. Профессиональная память.

– Понял, – отозвался Слава, бросая недовольный взгляд на жену.

– Хорошо, что понял. Хорошего вечера, – попрощался Игнат.