— Знаешь, я однажды грубо обошлась со слугой. Отец увидел, сказал: «Все служат», наказал. А потом, когда спина перестала чесаться от розог, я спросила у советника, что же король такое сказал? И Джаред пояснил. Воины служат своей стране, слуги — королевским волкам, королевские волки — королю, а король служит всем. И стране, и королевским волкам, и ши, и слугам. Лайхан дорога мне. Хотя бы поэтому постарайся отнестись к ней, как к равной, иначе никогда не станешь настоящей правительницей.
Лейсун кисло улыбнулась, соглашаясь для вида, и Гвенн поняла, что проблем у неё меньше не стало.
Новоявленная фрейлина, заметно синевшая от вида Улинна, спросила, довольна ли царевна охраной и, особенно, внешним видом этой самой охраны в лице доблестного стражника. Видно, жаждала перевести разговор на другую тему!
Гвенн вызвала Улинна, глядела его, не нашла ни малейшего изъяна и вновь спросила Лейсун, что не так.
— Рога, — шёпотом произнесла Лейсун, и царевна наконец поняла.
Рога у доблестного воина были небольшими, как у десятилетнего фоморчика, и выглядывали из чёрных кудрявых волос ненамного.
Гвенн ответила, что её всё устраивает. Продолжила разглядывать неправильные рожки, покрытые чем-то вроде мягкого мха или короткой шерсти. Были они без украшений, выбитых рун и прочей красивостей.
— Ужасно милые, — заметила царевна, дотронулась и чуть не подпрыгнула от сердитого:
— Не так.
— Что не так?
— Не делай так. Нависая. Хватая. Трогая, — подошел раздраженный Нис.
— Царевна, — тихо произнесла Лейсун. — Просто рога, это очень и очень личное. Все равно, что волосы перебирать.
Гвенн отошла на шаг от посиневшего до черноты Улинна и скрестила руки за спиной, чтобы не тянулись, любопытные, куда не надобно. Не хватало ещё, чтобы её начала ревновать Лейсун, а не только муж.
— Спасибо, — смутилась Гвенн. — Не буду трогать, а то и правда засмеют всем Домом.
— У нас нет Домов, Гвенни, — уже спокойно сказал Нис. И улыбнулся одними глазами.
— Зато есть хитрющие зеленые очи, — хихикнула она, но Нис и не думал смущаться.
— Ты навестишь меня сегодня?
Гвенн обдало жаром, во рту пересохло, и она еле пролепетала:
— Если ты приглашаешь…
Глава 17
Откуда берутся дети
Дверь в покои Ниса открылась бесшумно, но хозяина не было видно. Гвенн прошла в главную комнату и замерла на пороге.
Магия царевне давалась очень трудно, то единственное проявление, когда она запустила сердце Ниса и направила пламя против керранов, было связано с яростью и страхом потери. Пока самое большее, на что хватало огненной волчицы, ставшей ещё и морской, это на миг высекать огонёк из пальцев — синий или красный. А уж белый, соединение цветов, был доступен лишь высшим магам после длительного обучения.
Когда Гвенн злилась на себя, неумёху, вся магия, словно пугаясь, пропадала вовсе. Злилась на Джареда, который не учил её стихии, хоть и понимала теперь, что он пытался преподать ей основы мироздания, перед тем как распахивать двери в тот мир, где будет буйствовать огонь. Но больше всего злилась на своего нового учителя, бледно-синего занудного фомора, смотревшего на неё сверху вниз. Пепельные или седые волосы, бело-жёлтые, точно из лунного камня, глаза и жуткие зрачки, обычно сжатые, но мгновенно заполнявшие глаз и вновь сжимающиеся в точку. Словно маг моргал зрачами! Но Зельдхилл из Теплого моря когда-то учил самого царевича, и Гвенн, скрывая оторопь, терпела.
Нис особо не практиковал магию, ещё не так давно не существовавшую на берегу, но имеющуюся под водой. Или тут магия, как говорил фоморский маг, своя собственная? Что-то вроде эфира, магического ветра.
Как бы то ни было, сейчас посреди комнаты горел настоящий костёр, освещающий сидящего на мягком моховом ковре Ниса — в широких штанах и простой водорослевой рубашке с треугольным вырезом. Если бы не цвет кожи, его легко можно было бы спутать с обычным фомором — даже обруч не был надет и наручи не украшали предплечья. «Бирюзовый мальчик, которому достаётся самое лучшее», — как сказал про него Дроун.
Гвенн почти не помнила матери, но два года Мэренн была рядом — и очень любила дочь. Если бы не Айджиан, Нис бы умер… Этайн до конца жизни корила себя за ребёнка, которого у неё отняли. А потом Нису сказали, что его выбросили, как мусор. Вот уж счастливчик, ничего не скажешь!
Если у них будет сын или дочь, то они вырастут в любви и с живыми родителями! Тут Гвенн прошило ещё одной тревожной мыслью, и Нис поднял голову:
— Моя жемчужина убежала мыслями на много лет вперёд? — приглашающим жестом позвал на моховый ковер, рядом с которым располагались еда и питье.
Гвенн опустилась на колени, сунула руку в трепещущее пламя и тут же отдёрнула её. Но испуг был напрасен: огонь грел, не обжигал.
— Знаешь, Гвенни, — тепло в голосе мужа ощущалось ещё сильнее, чем в костре, — я подумал: это первое, что ты сделаешь! Именно поэтому я ещё не отвозил тебя в Тёплое море. Там всё ядовито, а твоё желание всё потрогать может довести до беды.
Нис молча притянул её к своей груди, обнял крепко двумя руками, мешая думать.