Курицей нового немецкого инструктора прозвали в тот самый день, когда начальник училища представил его курсантам. Во-первых, фамилия у него была Хенне, что по-немецки значит «курица». Во-вторых, очень уж забавно торчал у него за спиной фельдфебельский палаш — совсем как желтый, задранный кверху куриный хвостик. И главное, он с места в карьер стал наводить в роте свои порядки и пыжился при этом, как петух. А что может быть забавней толстой, раскормленной курицы, подражающей петуху?
Училище помещалось в большом каменном здании на одном из Принцевых островов. В ясную погоду Принцевы острова хорошо видны с любого из семи стамбульских холмов: торчат на горизонте из бирюзовой глади Мраморного моря, как темные спины гигантских животных или надутые кривые бурдюки. Он не раз бывал на островах вместе с отцом, а иногда и с дедом. Среди садов и виноградников, в зелени буков и тополей стояли особняки знати. Купальни, закрытые от нескромных взглядов сплошными высокими заборами, влекли к себе летом модников — морские ванны только-только начали входить в обыкновение, говорили, что они полезны для здоровья. Но в воду, несмотря на заборы, входили чуть ли не во фраках.
В знойные месяцы, когда духота наваливалась на улицы старого Стамбула, пароходики — «ширкеты», курсировавшие между столицей и Принцевыми островами, шлепая по маслянистой сверкающей воде плицами колес и оставляя за собой длинный шлейф дыма, перевозили на острова толпы гуляющих.
Но на остров Хейбели, где разместилось военно-морское училище, он попал лишь в четырнадцать лет.
Третий год шла мировая война. Все голодней делалось в столице. По карточкам выдавали двести, а то и сто пятьдесят граммов непропеченного кукурузного хлеба. Болезни, особенно осенью, косили детей. Занятия, в Нюмюне-мектеби[3]
, куда определили Назыма, то и дело прерывались. В дедовском особняке в Ускюдаре на голод, конечно, пожаловаться было грех. Но и тут ощущались лишения, выпавшие на долю страны.Мехмед Назым-паша не страдал аристократическим снобизмом. Он был щедр по велению сердца. Будучи верным мюридом Мевляны, он полагал истинными богатствами — богатства нравственные. А патриархальные заветы мусульманской добродетели предписывали не оставлять в беде младших братьев по вере. В доме постоянно жили многочисленные воспитанники — дети бедных сослуживцев, дальних родственников и просто сироты. Женщины квартала через хозяйку особняка обращались к паше за помощью: то устроить в больницу дочь, заболевшую чахоткой, то определить сына в школу на султанский харч, то походатайствовать о месте для мужа. Назым-паша старался помочь чем мог. А старая ханым-эфенди охотно раздавала беднякам продукты. Но просьб о помощи стало так много, что их не удавалось удовлетворить. И это огорчало и тревожило пашу не меньше, чем положение на фронтах.
Абдул Хамид II к тому времени был низложен. Делами империи управлял «младотурецкий» триумвират, в руках которого безвольный падишах Мехмед V был послушным орудием. Глава триумвирата, зять падишаха и вице-генералиссимус Энвер-паша по совету генералов кайзера Вильгельма предпринял в первые же дни войны наступление на Кавказ. Но был разгромлен русскими, потерял при этом семьдесят тысяч солдат из девяноста, сдал города Каре, Эрзинджан, Трабзон. Глава мусульманского духовенства шейх-уль-ислам объявил джихад — священную войну за веру против гяуров, разъяснив, что гяурами следует считать лишь русских, англичан и французов, а германцев и австрияков — опорой ислама. В ответ арабские улемы[4]
объявили, что враги ислама как раз германцы, а опора его — англичане и французы. Восстания арабских племен способствовали продвижению британских войск от Суэца к Палестине. Некоторое утешение доставило Назыму-паше пленение британского корпуса во главе с генералом Таусендом в Месопотамии. Но англичане, оправившись, быстро перешли в наступление. Священный город Дамаск и возлюбленный Назымом-пашой Алеппо оказались под угрозой. Вскоре Назым-паша был вынужден покинуть и свое последнее губернаторство — Салоники. Британский флот бомбардировал Дарданеллы, высадил десант на Галиполийском полуострове и угрожал самому престольному граду Стамбулу. Но, слава всевышнему, в кровавой битве гяуры были сброшены в море миралаем[5] Мустафой Кемалем.Мустафу Кемаля Назым-паша знавал, еще будучи губернатором Алеппо. Он служил в чине юзбаши[6]
в сирийском военном округе, куда прибыл под стражей после окончания академии, — султан заподозрил его, и, как оказалось, не без оснований, в связях с заговорщиками — «младотурками». После свержения Абдула Хамида Назым-паша узнал, что в Дамаске Мустафа Кемаль создал тайный офицерский союз «Родина». Если не устрашился он самого Абдула Хамида, то, понятно, не склонил головы и перед генералом Лиманом фон Сандерсом, который распоряжается нынче в турецкой армии, будто в своей, немецкой! Мустафа Кемаль отказался выполнять его распоряжения и, видит аллах, выиграл битву.