Не ангел

Я почувствовал, что не могу ни встать, ни пошевелиться — маленькая тонкая рука Ольги Аркадьевны на моем плече казалось холодной и каменно-тяжелой… Я пытался вдохнуть глубже, но истома охватила мое тело, внезапно мне сильно захотелось спать… Ладонь Ольги Аркадьевны скользила по моим волосам, и это было так приятно, что я замер, цепенея от блаженства. Потом я вспомнил о Даше; преодолевая дремоту, я поискал ее глазами и обнаружил неподалеку от нас: она сидела в глубоком кресле и испуганно следила за Ольгой Аркадьевной. Та приблизилась к ней, присела на ручку ее кресла и ласково привлекла Дашу к себе. Сквозь полуопущенные веки я наблюдал, как изящная, унизанная кольцами рука тетушки перебирала Дашины волосы, как с ее лица мало-помалу уходил страх, как ее тело все более расслаблялось: Даша почти лежала на груди тетушки с ленивой, какой-то пресыщенной полуулыбкой. Это выглядело для меня настолько жутко и неестественно, что приятная сонливость разом меня покинула.

Я вскочил — вернее, попытался это сделать — но мое плечо стиснули с такой силой, что я чуть не вскричал от боли. Стешка по-прежнему глядела в никуда своими пустыми глазами и держала меня мертвой хваткой. Ее рука была столь же холодна, как и у тети, и обе они были сильнее меня: вырваться я не мог. Я забился на диване, стараясь разжать мертвенно-холодные пальцы; тетя сердито бросила какое-то слово — меня сжали, словно в тисках, и буквально подняли в воздух. Я был парализован страхом перед этим ужасным существом, однако куда больше меня пугало, что Даша по-прежнему продолжала бессмысленно и сладко улыбаться, точно не понимала, что происходит.

Ольга Аркадьевна резко встала, оставив Дашу лежать в кресле, и подошла к дядюшке. Александр Николаевич слегка выпрямился и поднял руку, точно желая ее отстранить… Но Ольга Аркадьевна лишь рассмеялась над этой бессильной попыткой и кивнула Стешке. Та подтащила меня прямо к дядюшке и швырнула перед ним на пол…

Огромные светлые глаза Ольги Аркадьевны горели, точно стальной клинок на солнце. Она смотрела на дядюшку, который жмурился и пытался закрыться от нее рукой…

— Некому тут тебя защищать, — резким голосом произнесла тетушка. — Трусом был, трусом и остался. Ведь как от пса того, дворового, от меня заслоняешься? Как тебя брат твой названный, Федор, собой прикрывал, забыл? А ты все за свою кровь старинную опасался, так вот тебе твоя кровь! Вся здесь останется!

Дядя от этих слов вскочил, опираясь на резные ручки кресла. Он задыхался, но все-таки стоял; первый раз я увидел его выпрямившимся во весь рост.

— Зачем? — выговорил он. — Дети брата что тебе сделали?

Ольга Аркадьевна расхохоталась ему прямо в лицо.

— Жалеешь, значит? А его не жалел! И меня не пожалел… — голос ее чуть дрогнул, но она не остановилась. — Все, поздно уж милосердствовать, не выйдут они отсюда! Никто от проклятья моего не убежал, ни один из вас! И мать, и брат твой, и эти тоже никуда не денутся!

Продолжая выкрикивать страшные слова, она наступала на дядю; тем временем, я отползал потихоньку, покуда не коснулся спиной Дашиных ног; Стешка стояла за плечом своей барыни, вполоборота ко мне… Вот сейчас она повернется и…

Собравшись с силами, я схватил Дашу в охапку и рванул на себя дверь… В этот момент дядя резким движением опрокинул шандал со свечами: платье тетушки вспыхнуло, мгновенно занялся сухой деревянный пол, покрывало на постели. Ольга Аркадьевна вскрикнула; дядя вцепился в ее плечи мертвой хваткой, удерживая рядом с собой… Дядя, тетя и Стешка оказались отрезаны от двери огнем… Дядя прокричал что-то; я не расслышал, но перед нами возник старый Тимофей, о котором я позабыл. Не отпуская сестру, я отшатнулся и оттолкнул было его, но Тимофей схватил меня за руку и с неожиданной для его возраста прыткостью потащил вниз по лестнице…

Внизу я обернулся: весь второй этаж, вся галерея были охвачены огнем. Пламя перекинулось на верхние ступени лестницы…

— Скорей, скорей, барин! Не ровен час… — услышал я.

Тимофей вел нас за собой какими-то темными переходами, бормоча на ходу: «Против барина моего не пойду… А уж коли барышня его пожалели… Она-то меня и там достанет, да все равно уж… Нету здесь ее воли…»

Я задыхался от дыма, который ел легкие и слепил глаза, Даша кашляла и закрывала рот и нос подолом пеньюара, а Тимофей, казалось, и не замечал этого… Наконец мы остановились перед тяжелой дубовой дверью, он вынул из-за пазухи связку ключей. Ключ поворачивался в замке с трудом, протестующе скрипя; я уже слышал, как за спиной моей шумит пламя… Тимофей изо всех сил налег на дверь: она не поддавалась. «Помоги, барин!» — прохрипел он, и мы вдвоем еле-еле отодвинули тяжеленную створку… Лицо мое обожгло холодом — на улице мела метель…

Тимофей уже набрасывал Даше на плечи какое-то покрывало; я был одет легко, но это пустяки, главное — бежать скорее! Признаться, мой ужас перед тетей и Стешкой был необыкновенно велик: я каждый миг ожидал, что одна или другая возникнет вдруг из пламени прямо здесь и набросится на нас…