Не ангел

Я содрогнулся, припомнив это, но не может же быть, что слова, сказанные обезумевшей от отчаяния женщиной, имели какую-либо силу! Я, признаться, вовсе не верил в такие вещи. Дядя смотрел едва ли не умоляюще, его рука, что опиралась на мою, дрожала крупной дрожью. Он явно собирался сказать мне что-то еще…

— Ах вот вы где, барин, — послышался голос старого Тимофея. Он бесшумно появился рядом с нами со свечой в руке и укоризненно покачал головой. — Я-то вас ищу-ищу, давно уж почивать пора. Они чисто дите малое, — прибавил Тимофей, обращаясь ко мне. — Я чаю, уж и небылиц вам тут разных наговорили? Это они любят, сказки всякие рассказывать; такого насочиняют… — говоря все это, он подозрительно вглядывался в меня своими неподвижными глазами.

Дядя при этих словах едва заметно отрицательно качнул головой; он стоял, повернувшись ко мне так, что Тимофей не мог видеть его лица. В эту минуту я уверился, что дядюшка мой слаб и болен, но не выжил из ума.

Я пожал плечами и пробормотал что-то неопределенное… Тимофей увел Александра Николаевича наверх, напоследок задув свечи и велев мне не сидеть одному, а отправляться в спальню. Я стоял посреди темной гостиной, освещенной лишь тлеющими угольками в камине; Даша и Ольга Аркадьевна спали, Стешки нигде не было видно. Мне вдруг стало душно и захотелось на воздух… Поразила мысль, что я не могу вспомнить, сколько дней безвыходно нахожусь в этом доме?

Я зажег свечу, вышел в прихожую, накинул плащ и шляпу и попытался нащупать ручку двери в переднюю — но, к собственному изумлению, понял, что не знаю, где она находится… Я открывал какие-то двери, проходил какими-то коридорами. Попадал в разные кладовые, пустые комнаты, чуланы… Я точно ходил по лабиринту, который в конце концов приводил меня точнехонько назад — к гостиной. Я пытался двигаться в противоположном направлении, но, то ли из-за ночной темноты, то ли оттого, что я плохо знал дом — я не мог найти выход.

Я в сотый раз остановился в гостиной, в сотый раз осмотрел ее… Голова моя кружилась; казалось, эти темные стены, увешанные картинами и портретами в золоченых рамах, сейчас надвинутся на меня и раздавят. «Верно, все от недостатка воздуха… Сколько же я не был на воздухе? Надо открыть окно», — сообразил я, приблизился к окну и отодвинул темную плотную бархатную штору.

Вид за окном заставил меня покачнуться и протереть глаза. Возможно ли, что я все-таки сплю??? Я кинулся наверх, в покои сестры; она спала крепким сном, но я подскочил к ней и принялся будить.

— Ваня, голубчик, что ты, что с тобой? — недовольно пробормотала Даша. — Или сон плохой приснился?

— Вспомни, душенька, сколько мы уже у тетушки живем? Когда мы сюда приехали?

— Да что с тобою! — уже сердито воскликнула сестра. — Что тебе не спится? Всего четыре дня, как мы из дому!

— Ч-четыре дня?.. — я начал заикаться. — Н-но как…

Сестра накинула пеньюар, встала и потрогала мой лоб со словами: «Да ты, небось, болен, мой друг», но я молча подвел ее к окну и отодвинул шторы. Палисадник освещался единственным фонарем, разбрасывающим неверный дрожащей свет по сугробам нетронутого снега. Деревья стояли в инее, ни одного листочка, даже высохшего, на них не осталось.

— Если мы уехали четыре дня назад, — дрожащим голосом произнесла сестра, — нынче должно быть восемнадцатое августа… До конца Успеньева поста еще неделя. Да ведь как так… Да ведь мы с тетушкой днем у окна сидели: лето было…

Я хотел открыть окно, но не получилось — рамы были прибиты и законопачены. Я начал изо всех сил трясти раму: мне стало страшно, вспомнились слова, давеча сказанные дядей, мое блуждание по дому в попытках выйти… Даша, прижав руки к груди, наблюдала за моими попытками. Если только мне удастся открыть окно, я разорву хоть простыни на веревки, спущусь по ним из окна, вытащу и Дашу. Главное — скорее бежать подальше от этого дома!

Тут вдруг Даша глубоко вздохнула, улыбнулась кому-то радостно и ласково. В комнату бесшумно вплыла тетушка, за нею, как привязанный, тащился дядя со своей палкой, в сопровождении Тимофея. Стешка замыкала шествие, держа в руке тяжелый шандал с шестью свечами.

Надо сказать, при виде них я откровенно струсил и попятился, Даша же, наоборот, протянула руки к Ольге Аркадьевне; та прижала ее к груди, точно они и не расстались пару часов назад.

— Даша, — резко произнес я. — Подойди ко мне! Тетушка, я прошу вас оставить мою сестру.

Даша удивленно рассмеялась, не двигаясь с места.

— Даша, — я сделал шаг к ним, мой голос срывался, — мы не можем больше оставаться здесь! Идем со мной сейчас, я тебе приказываю, а не то…

Ольга Аркадьевна выпустила Дашу и подошла ко мне вплотную.

— Ты, Ваня, никак, захворал, дружочек, — ласково проговорила она и приложила руку к моей голове. В глазах задвоилось, все поплыло вокруг меня, и я опустился на пол…

* * *