Не ангел

— Ступай, Тимофей, на кухню: завтрак подавать давно пора. Думаю, мои милые племянники проголодались, — она с улыбкой повернулась к нам; при виде Даши, рука об руку сидевшей рядом с дядюшкой, Ольга Аркадьевна слегка подняла брови. Впрочем, смотрела она очень приветливо. Она подошла к Даше, которая поспешно вскочила и присела в реверансе, и заключила ее в объятия.

Глава 7

Казалось мне, дело сделано: тетушка приняла Дашу, обласкала и обогрела; как я и предполагал, ее кажущаяся суровость была таковой лишь в письмах. В обращении с нами Ольга Аркадьевна была вполне милой и внимательной. Даше отвели чудесную комнату во втором этаже, с немного старомодной, но добротной мебелью, большими окнами и белоснежными кисейными занавесями. Там были книги, иконы, вышитые салфетки и подушки; тетушка подарила Даше несколько собственных девичьих украшений из жемчуга и малахита. Затем она долго расспрашивала о наших родителях, вздыхала, покачивала головой… Все это время дядя, который передвигался исключительно с помощью Тимофея и притом опирался на палку, не оставлял нас ни на минуту: он следовал за Дашей взглядом, точно опасался чего-то. Впрочем, он почти все время молчал, только иногда бормотал что-то неразборчивое. Еще меня удивило, что тетушка проигнорировала мою радость по поводу того, что сестра сможет видеться со мной по праздникам и воскресеньям — она, будто не слыша, заговорила совершенно о другом.

Весь день тетя старалась не отпускать Дашу от себя, дядя тоже находился при них неотлучно… Когда к вечеру все уселись в гостиной, и Тимофей стал зажигать свечи в тяжелых медных шандалах, я наконец-то смог прямо обратиться к Ольге Аркадьевне и сообщил, что мне пора возвращаться к учебе, а, следовательно, я благодарен ей за гостеприимство…

— Подожди, голубчик, — прервала меня тетушка. — Уж не прямо ли сейчас ты собираешься в свою Alma mater? Полно, мы только что познакомились, а ты уж нас бросаешь! Да и сестрице будет без тебя скучно.

— Правда, Ваня, — поддержала ее Даша, — так это неприлично даже: сразу уходить! Повремени хоть пару денечков.

Слышать это от сестры было странно: Даша очень радела за мое учение. Вероятно, сестра была очарована тетушкой и старалась подружиться с ней — в конце концов, Даше предстояло жить в этом месте, и я покорился.

* * *

Следующие дни пролетели незаметно. Ольга Аркадьевна уделяла нам очень много внимания; целыми днями она рассказывала о прежней жизни Рашетовских, о моем деде, любителе искусства, о домашнем театре, где играли их крепостные… Мне было любопытно, расскажет ли она о Федоре и его ужасной судьбе, но эту тему тетушка сочла нужным обойти. Они с Дашей вместе рукодельничали, в то время как я ходил по дому и рассматривал портреты, которых было множество. Почти все комнаты стояли пустыми, и меня изумила какая-то мертвенная чистота в них. Казалось, там не было не только пыли, но и самого воздуха.

Еще мне было удивительно, как это тетя ни разу не предложила нам прогуляться или хотя бы выйти в маленький палисадник, что окружал дом с трех сторон. Шторы в комнатах были плотно задернуты; Ольга Аркадьевна объясняла это дурною погодой. Тимофей исправно поддерживал огонь в печи и каминах, иногда мне слышалось, как по стеклам барабанит дождь — это расслабляло, нагоняло дремоту, не хотелось уж думать о том, чтоб выйти на улицу… Даша, видно чувствовала то же, что и я, сидение взаперти ее нисколько не тяготило. Несколько раз я начинал речь о моем военном училище, куда я все ж таки должен был вернуться — они обе, будто сговорившись, переводили разговор на другую тему. Тетя обращалась с Дашей в высшей степени ласково, обнимала за талию, гладила по волосам, помогала одеваться и причесываться. И я начал думать, что Ольга Аркадьевна, у которой не было детей, по-видимому, полюбила Дашу как собственную дочь.

* * *

Однажды, когда я сидел в столовой перед камином, тщетно пытался читать Вольтера на французском и понимал, что у меня слипаются глаза, я услышал неуверенные шаркающие шаги. Это был дядюшка, Александр Николаевич; он дотащился до меня, опираясь на свою палку. Я вскочил и предложил помочь ему усесться, но он лишь тяжело оперся о мое плечо. Его щека, нечаянно коснувшаяся моей, была холодна как лед. Я понимал, что он не просто так преодолел один несколько комнат, а что-то желает мне сказать, и ждал, пока он отдышится.

— Не верь ей, — неразборчиво пробормотал он. — Не нужно вам тут… Проклято… Мы все… прокляты… Нельзя вам…

— Что вы сказали, дядюшка? — оторопело переспросил я. И тут в голове молнией вспыхнуло воспоминание: самоубийство Федора, о котором неведомо как узнала Ольга Аркадьевна, ее последующие слова: «Будьте вы прокляты, звери, изверги, супостаты; будь проклят этот дом, весь этот род, все потомки ваши! Горите огнем, все, все, все!»