Не без греха (СИ)

— Не только от них, — Юнги не поленился встать и включить кофеварку. — Всё, что даёт мне чувство, будто это я вертел мир на херу, а не он меня.

— Это не всегда оправдывается, верно? — заметил Тэхён. — Фортуна не очень-то любит твою компанию.

— Возможно. Но любит твою, — улыбнулся Юнги, холодно и почти ядовито. — Думаю, мы можем проверить.

— О, ну конечно. Поедем в Вегас и сорвём большой куш. Какими ещё банальностями ты меня накормишь?

Юнги подошёл и, взяв Тэхёна за руку, приложил к низу живота, захрипел:

— Мне бы хотелось кормить тебя чем-то другим, понимаешь?

Тэхён поднял томный взгляд и сглотнул. Кофеварка на фоне издала недовольный писк.

— Извини, техника меня ревнует.

За кофе Юнги неохотно поделился тем, как его мотало и вертело, и Тэхён слушал внимательнее обычного. Не проникся, но удивился тому, насколько Юнги отчаянный пёс.

— Выходит, вся суть твоей работы заключается в стремлении выжить. А сам ты не шибко исправился. Прискорбно.

— Эй, я и не собирался отказываться от своего образа жизни, — прищурился Юнги. — Но да, ты прав, сволотой был, сволотой и остался.

— Вот почему ты мне нравишься.

— Нравлюсь ли? — Юнги осмотрел Тэхёна, погладил его по коленке и выдержал паузу. — Ты должен знать: мы просто трахаемся.

Тэхён прыснул и тут же схватился за грудь, патетично выдыхая:

— Боже, моё маленькое девичье сердечко! Как мне это пережить?… — он успокоился и сухо добавил: — Брось, Юнги, я знаю, что между нами и на чём оно держится. Я сам на это согласился. Я люблю, когда твой член во мне, ты кайфуешь не меньше. По-моему, справедливый расклад.

— Почему меня это так заводит? — задался вопросом Юнги и, подтянувшись к Тэхёну, ностальгически заныл на ушко: — Давай на этот раз твой член во мне, м? Как ты на это смотришь?

Тэхён предпочёл не рассматривать, а соглашаться, используя предоставленную возможность. Он захлопнул дверь и перевернул табличку на «Закрыто», а затем смёл со стола всё лишнее и, подсадив Юнги, чуть не сожрал его поцелуем, оттянул нижнюю губу клыком и толкнулся в пах, добился открывшейся жилки на шее, впился и зарычал.

Торопливо избавляясь от одежды, они стукались зубами, царапались и в конце концов добились соприкосновения обнажённой плоти.

Актив? Пассив? Юнги делал ставки повсюду. Тэхён развернул его раком и опустился на колени, развёл половинки пальцами. Юнги выпятил зад и громко задышал, хватаясь за край стола, зажевал губу и дождался, пока Тэхён сломит его, впаяв пальцы в поясницу. Он толкнулся, Юнги запрокинул голову, сжимая его внутри.

Обидно от мысли, что какой-то мальчик с розовыми волосами может вот так его нагнуть и заставить кричать. Тэхён не слишком старается, не задвигает с надлежащим рвением, но его размера хватает, чтобы Юнги испытывал грязный кайф с примесью боли и стонал, в мольбе выпрашивая ещё.

Отодрал. Тэхён отодрал его, как не делали с Юнги уже давным-давно. Кончив, он сполз на пол, чтобы поймать брызги на лицо, облизнулся, сытый и довольный. Тэхён смазал каплю с острой скулы и улыбнулся.

Они вдвоём что-то значили.

***

На самом деле, на пользу Чимину не пошло.

Он не смог. Не смог досмотреть раунд, потому что на дух не переносит насилия (или ему было стыдно смешиваться с толпой орущих приматов). Так или иначе, он с великим усердием протиснулся между Юнги и Чонгуком и, извиняясь на ходу, без оглядки покинул какой-то безумный клуб, переходя на лёгкий бег. По дороге его стошнило.

Домой он вернулся около одиннадцати, в гостиной ожидали родители, держащие в руках по телефону. Заплаканные глаза матери стали стеклянными, отец готов был порвать его, как грелку. Выглядел Чимин хуже, чем просто неважно - потрёпанным, всклоченным и замыленным. Ему влетело так, как не влетало со времён младшей школы, за тот случай, когда он бродил по городу, обидевшись на то, что ему не купят собаку.

На этот раз все нотации были пропущены мимо ушей: Чимин обалдело смотрел перед собой и не слышал ни слова, словно накрытый медным тазом, за которым гремели тревожные сентенции. Всё его внимание, осознанность и чувства - зажались в клубок, а части от него так сбросили шкуру в том подвале, и Чимин чувствовал, как шепчутся между собой бывшие заключенные-почти психи, наркоманы и прочая шушера. Впечатлительность - не всегда праздник.

Он охотно согласился на все условия, на то, что каникулы проведёт дома и ни в какие поездки не отправится - наказан. О, ему так наплевать! Не дослушав последних предложений, Чимин дал отпор, затем рванул в комнату, закрылся и плашмя рухнул на кровать. Хотелось биться в истерике и кричать, лишь бы нависший ужас хоть немного ослаб. Раздробленное голодом и бегом тело ничего не просило. Чимин заглянул за пределы известной размеренной жизни, надышался тамошним амбре и отказывался верить в увиденное.