Как страшно. Нет, правда, может это сон? Опять? Нарочно ущипнув себя за бок, Чимин ойкнул и выругался. Отодвинув дурные мысли, он вернулся к Хосоку. Наверное, обознался. Мало ли Хосоков в городе? И вообще - не было никакого преследования. После того, как они с Хосоком попрощались, Чимин пошёл домой, заснул, вот так бросившись на живот, и не просыпался до самого утра.
…Он бы точно продержался на самовнушении о несбывшемся вечере, но родительские лица за завтраком говорили с точностью до наоборот: отец читал новости на планшете, сдвинув брови и иногда покусывая онигири, мама пыталась разглядеть в утренней передаче новый рецепт и попивала зелёный чай. Царило колючее молчание. Вчера Чимин в пылу наговорил всяких глупостей. Есть он не стал, извинился с низким поклоном и отправился на зачёт. Его не задерживали и не окликали.
«Оно и к лучшему», — решил Чимин, пусть его и больно резала бессмысленная конфронтация со старшими. У Чимина тоже есть причины на них обижаться.
Настроения, конечно, не завалялось ни на грамм. Взяв кофе в автомате у супермаркета, Чимин пешком отправился до университета по теневой стороне: на улице парило. Прогнозы обещали последний душный день и прохладные недели дождей. Тогда Чимин надеялся, что это снова будет беззаботное и любимое время.
С зачётом Чимин разобрался не на все сто, но мелкие недочёты преподавателя не волновали, он поставил подписи двум студентам и отпустил их с миром. Обрадованный результатом, Тэхён шёл за Чимином и пробовал понять, что с тем происходит. Обычно он отвечает на насмешки, нападки, убегает, извиняется, краснеет. Сегодня от него не дождёшься ровно никакой реакции, что ни сделай - одни безучастные глаза. Причина крылась в чём-то колоссальном, и Тэхёну не нравилось чувство, будто его это как-то волнует.
— Тушка, слышь…
Чимин упрямо двигался вперёд. Вероятно, он вообще забыл, что вышел с Тэхёном. Поэтому, оглянувшись, даже удивился.
— А?
— Не хочешь перекусить мороженым? Я угощаю.
— Нет, спасибо, — без промедления ответил Чимин и снова погрузился в свои мысли.
Тэхён оторопел, подбоченился и поджал губу. Чимин же решался на то, чтобы снова пойти и дождаться Хосока, а если тот не появится - выяснить у главного его адрес, притворившись, скажем, двоюродным братом. Когда котелок у Чимина варит с удвоенной силой, он отталкивается от реальных забот.
— Ты что, на диете? — прикрикнул Тэ и рассмеялся. — Неужели?
Чимин не ответил. Он игнорировал Тэхёна, его важность, статус… Всё это затмилось в один щелчок. Если бы кто-нибудь взял их фото - стремящегося разобраться с проблемами Чимина и оставшегося в одиночестве Тэхёна, то фото вышло бы чёрно-белым, а то и сепией, такое старое, как мир. Впервые Тэхён заметил, что под слоями жира и кожи у таких, как Чимин, находится не только скелет, но ещё и неоднозначный характер.
***
Глядя на это первые секунды, чувствуешь, как сохнет во рту. Ты уже глотал эту гадость, знаешь её на вкус, пережил достаточно, и вот опять. Гнал булыжник в гору, изодрал стопы, а тот возьми и рухни.
В раковине снова шприц. Потемневшая ложка с опаленной карамельной каймой. Хосок надел перчатку и быстро пихнул мусор в пакет, который тут же отправился в урну. За грязным зеркалом оставался всё тот же парень. Исхудавший, но с глазами, полными решимости, близкой к безысходности.
— Сонхи?… — голос мамы совсем рядом. — Ты дома?
Хосок успел схватиться за губку и порошок, сделал вид, что усердно чистит ванную. Впрочем, на деле не помешало провернуть это всерьёз. Чем он и занялся.
— Ох, сынок, оставь. Ты не знаешь, куда Сонхи ушла?
Хосок постарался не оборачиваться. Беспокоить её ни к чему.
— Когда она вернётся, передай, что я хотела с ней поговорить.
— Конечно, мам.
Послышался привычный скрип резины о паркет. Хосок глубоко вздохнул и продолжил уборку.
В доме тихо: мама вяжет, расположившись у окна. Не осталось техники и ценных вещей. В одиночку семейный бюджет обеспечивать сложно. Мамино пособие по инвалидности - не золотые горы, и на него Хосок закупает всё исключительно для неё. Волей-неволей ему пришлось бросить школу и найти работу, когда начались проблемы похлеще, а именно посадка старшей сестры на героин.
После долгой реабилитации прошло два сравнительно неплохих года, но она внезапно сорвалась. Хосока встряхнуло, он не был готов, ему казалось, что возвращение к танцам, также оставленным в прошлом, делает его счастливым. Теперь замкнутый круг обещал уложить повсюду противопехотные мины, на поле, уже развороченном в кашу.
Перед уходом на работу Хосок заглянул в комнату сестры, осмотрел тамошний беспорядок, застелил кровать и пинком задвинул под неё коробку из-под обуви, где раньше хранились дозы.