Планов на каникулы Чимин не строил никогда, на фотографию зачётки, сделанную для родителей, даже не смотрел дважды, успехи не утрировал. Голова его была занята одним вопросом: что вынуждало Хосока идти и драться (за деньги?). Тяжёлые семейные обстоятельства? Скорее всего. Чимин не мог одобрить, не мог осудить. Господи, он и Хосока-то совсем не знал! И это злило его ещё больше, чем отражение в зеркале.
Отныне, чувствуя взбучку нервной системы, Чимин заставлял себя не заедать энергию, а расходовать, он надевал найковскую поношенную толстовку и шёл на пробежку, спуская пар, а ещё три раза в неделю посещал спортзал (приобрёл абонемент на родительские деньги). К слову, со старшими продолжался режим холодной войны. Чимин не собирался извиняться, накопав столько тонн обиды, сколько сумел за бессонные ночи. Он отчаянно желал отскрести себя ото дна и сделать хоть что-то полезное в жизни, кажущейся бестолковой.
И занимался с упорством, отрезая себя от соблазнов, глядя на тех, кто уже добился идеальных тел и пропорций или тех, кто старался с тем же усердием. Чимин заметил, что не он один страдает лишним весом, не одному ему, оказывается, тяжко. Немного, но это вдохновляло, позволяло расспросить о тонкостях в вопросах питания, поделиться опытом. Чимин искал новые магазины со здоровой пищей, выучился готовить в пароварке и каждый раз, когда готов был сорваться - искал зеркало, витрину или что угодно иное, в чём мог ужаснуться внешним видом. Животный голод отступал. Килограммы таяли неохотно, но Чим утешал себя тем, что результаты не придут сразу. Ни к кому не приходят. Он не сверхчеловек.
Снова мучая беговую дорожку, Чим волей-неволей вернулся к тому вечеру. Весь ужас пережитых впечатлений поблек, но осадок остался, кисловатый и сухой, словно от прожеванной грязной салфетки.
Чимин ни в коем случае не поддерживал идей о неизбежности морального разложения, но признавал, что разврат и криминал составляют базовый фундамент в любом обществе, что расфасовано на слои и законсервировано в одной банке. Если человек не пробился наверх и не смог удержаться на «своём» месте, в тот или иной момент, при трудных ли обстоятельствах или под влиянием собственного недовольства, он начинает бегать, мельтешить и волноваться, напоминая таракана, загнанного в ловушку. Не обязательно его тянут вниз, но обязательно давят сверху (или ему так кажется). Догадаться о том, где он окажется впоследствии, нетрудно.
А если человек всё-таки хороший?…
Чимин сбавил скорость дорожки и переключил песню на плеере. Нет, за отсутствием идеалов - хороший в большей степени, хотя бы добросовестный? При разных условиях, мотивах и целях наверняка будет меняться и человек. Он и железо, и глина. Он и прочен, и бесхребетен, легко привыкает к рутине, легко адаптируется и подвластен распаду. Постоянен и не совсем, подобен воде, переходящей в разные состояния.
Элементарно. Чимин пробовал найти оправдание и Хосоку. Парню, о котором стыдно строить догадки. Но что поделать, если в мыслях он прописался посуточно?
Приходило ощущение, что о том подвале Чимину нужно узнать подробнее. Соваться туда в одиночку он не стал бы, вряд ли стоило рассчитывать на везение наткнуться на того сурового охранника и быть вовремя спасённым… Чимин подумал о Юнги. Штат обслуживающего персонала на лето, конечно, сокращают, но стены университета всё же содержатся в чистоте, что значило - уборщика вполне могли перевести чистить то крыло, где заседали методические советы и ректорат.
Что ж, догадка ущипнула тщетностью: никакого Юнги Чимину найти не удалось, в отделе кадров на его вопрос, а не работает ли тут такой-то и такой-то, Чимин получил четыре пары нарисованных бровей, поднявшихся выше. Покопавшись в компьютере, одна из женщин любезно изрекла: «Уволился».
Расстроившись, Чимин направился к остановке, шагнул было к закусочной, но живо отрезвел и свернул в другую сторону. Отметил Чимин и любопытное: спустя месяц занятий ходить ему стало чуть легче, отдышка уже не вынуждала останавливаться каждые десять минут, и до хореографической школы он добрался в два раза быстрее обычного. Глянув на наручные часы, решил подождать полчаса. Не повезёт - в другой раз или как-нибудь по-другому.
Фортуна ему улыбнулась. В лице Хосока, на чьём светлом лице количество увечий значительно уменьшилось. Заминка. Кажется, он забыл, как зовут странного парнишку, появляющегося именно тогда, когда на душе паршивее некуда.
— Пак Чимин, — напомнил он.
— Да, точно. Извини.
Говорить им особо не о чем. Хосок одержал две пятничные победы, но настроения у него всё равно не прибавилось. Именно в тот день он забирал сменную одежду из шкафчика: с танцами снова приходилось завязать. Чимин будто бы чувствовал.
— Бросил, да?
Хосок вздрогнул, по спине его побежал холодок.
— Откуда ты знаешь?
— Предположил.
— Ух ты, умник.
— Мозги - то единственное, что не успело заплыть жиром, — улыбнулся Чим.
— По-моему, ты стал немного меньше, — заметил Хосок, прищурившись.