Не без греха (СИ)

Чонгук прижался к нему теснее. Вот и первый этаж. Когда нужна была вечность и полёт за пределы земной коры.

— Мне пора. Будь умницей.

Тот случай, когда один говорил за двоих.

========== Глава 10. По тёмной воде. ==========

Зачем мы дерёмся? Следуя инстинктам, нападаем или защищаемся, охраняем территорию или пытаемся завоевать. Мы пытаемся выжить. Отбросив животное и оставив истинно человеческое, мы хотим сохранить свою целостность.

Тренируясь, в каждый из ударов Чонгук вкладывал ровно столько, сколько хотел высказать миру, ничего не должному ему взамен. Поддержание мышц в тонусе, отработка приёмов - ничего больше. С тех пор, как ринг остался позади. В те времена Чонгук готов был рвать противников зубами и строгать из их костей зубочистки.

Хлопнув по груше ладонью, он снял полотенце с крючка и вытер взмокшую голову, нечаянно коснулся шеи сзади и пощупал клеймо. Каждый «хозяин» в «Хель» может использовать любое, какое пожелает. Юнги когда-то не стал выдумывать ничего нового и попросил сделать татуировку, чтобы соблюсти формальность. Крест «Анх», как символ жизни (почти второй), как символ вечности, которую Чонгуку не получить.

Прошлое ходило с ним под ручку и не поддавалось забвению.

Апрельский день, один из городских банков. Стоя между родителями в очереди за получением кредита на новую машину, Чонгук крутился у их ног, воображая себя самолётом, когда в момент его «приземления», неожиданно раздались выстрелы… Люди в панике бросились в стороны, захрустело стекло, раздались крики. Вооружённого нападения никто не ждал, сумасшедшие палили очередями. Мать толкнула Чонгука назад, отец прикрыл её, но спастись - ни шанса. Их застрелили прямо на его глазах. Маленький Чонгук потерял сознание. Через несколько часов он очнулся под мёртвыми пустыми взглядами. Весь ужас, какой он когда-либо испытывал в жизни, не сравнился бы с теми минутами, когда он ощутил последние остывшие объятия.

Итак, он остался сиротой. За неимением родственников, его усыновили близкие друзья матери. В неполные шесть лет мальчик понимал только то, что маму и папу он больше не увидит. И он негласно принял обет молчания, проглотив утрату, слёзы и крики. Попытки специалистов помочь в устранении мутизма оказывали эффект противоположный, и приёмные родители, пожалев и без того потрясённую психику, полюбили Чонгука таким, какой он есть, тихим и вдумчивым ребёнком, живущим в своём мире.

Новая семья не заменила родную, но там у Чонгука, к счастью или сожалению, появился старший брат, научившийся понимать его безоговорочно. Разгильдяй, хитрец и проныра, семь пядей во лбу, а тратился на хулиганство и поиски волшебных ключей к обеспеченной жизни.

Они вместе ходили в самую обычную школу, потому что Чонгук не мог проявить себя лишь устно и держал статус хорошиста, посещали секцию бокса и готовились к экзаменам, спали на расстоянии вытянутой руки друг от друга, а иногда и на одной кровати - в обнимку. Чонгуку известна цена дыхания, жарких запястий и призраков обладания.

Чонгук переживал за Юнги, как ни за кого другого и годам к пятнадцати осознал, что причиной тому служит вовсе не братская любовь. Он углублялся во всё, что касалось хёна, его одного он мог слушать часами, за ним одним мог наблюдать во время сна и бодрствования, теряя по миллисекунде на моргание. Он растворялся в обожании к его дерзости и очаровывался тем, что знаком с другой стороной, наполненной нежностью и смущением.

Так часто бывало по юности, когда Чонгук вдруг обрёл мужественные черты и засветил рано сформировавшимся телом. Хён опускал глаза, стремился уйти, вывернуться и не попадаться. Почти в то же время он вляпался в очередную переделку и однажды в спешке собирал вещи, чтобы съехать в отдельную квартиру. Объяснялся скороговоркой, штормом скидывал вещи в сумку. Чонгук перехватил его за плечи и, резко заломив руки, прижался к губам, углубил поцелуй и повалил на кровать. Под палящими солнцами кожи плавился воздух. Надувшиеся вены, всклоченные волосы, ошалевшие глаза. Дрожь. Юнги не успел задохнуться именем, как между бёдер прокатилась твёрдость.

То, что случилось у них единожды, так и осталось таинством одной спальни. Сначала Юнги взял поспевшую девственность, подав Чонгуку пример, а затем отдался, испытывая острое желание разорвать плоть от плоти, избавиться от иллюзий и забыться. Чонгук же запомнил всё от начала до конца, от первого горячего вздоха в шею до скрюченных пальцев, сжимающих простынь, и розовых губ, кормящих надеждой. Юнги-наставник, первый мужчина, терпеливый и выносливый, страстный. Немой не говорил, но стонал, и Юнги, возможно, слышал его трогательное и воспалённое галлюцинацией «хён».

Тот пропитанный мускусными запахами и играющий светотенью мираж верно хранился в памяти Чонгука. И если бы то стало фильмом, Чонгук сжёг бы запись лишь затем, чтобы никто не увидел и не смог повторить.