И ровно до тех пор, пока Хосока не скинула знакомая рука, Тэхён всерьёз был намерен не просто защищаться, а нападать, ловя отдушину в том, как пачкаются кровью костяшки. Хосок включал Тэхёна в ту реальность, где виноватые на каждом шагу. А ведь он только-только избавился от давления совести, перестал чувствовать себя изменником.
Спустя пару минут он сожалел, что Чонгук не опоздал. Когда поднялся, у Хосока словно не оставалось шансов сбежать. Чонгук ударил всего два крепких раза, отпустил.
— Пошёл отсюда, — рыкнул он.
Хосока подзадорила его напыщенность.
— Тоже его трахаешь, да? — он кивнул на Тэхёна позади, и в глазах того мелькнул неподдельный ужас.
Не стоило задевать Чонгука. Вообще, Тэ никогда не видел, как он дерётся, ему довелось ощутить его надобность, как телохранителя, в тот злополучный вечер, но становиться свидетелем его жестокости - не приходилось ни разу.
Началась какая-то дикая пляска, Чонгук встал в стойку, какое-то время соблюдая правила бокса: удары чётко с прямым локтем, уклоны плавные и быстрые. Хосок зацепил его незначительно, а самому попало прямо в нос. Капли красного брызнули на асфальт. Тогда он снова пустил в ход слова, какие именно Тэхён не расслышал, но Чонгук сбил его с ног и, плотно удерживая за шею, придавил к бетону, раздавая удары, от которых ноги Хосока подрагивали, как в припадке.
Собирались люди, толпа зароптала и схватилась за телефоны, кто-то начал снимать. Тэхён кричал на них, отгоняя, как навозных мух.
— Чонгук….! — бесполезный вопль. Удары сыплются, колотушка об мясо. Тэхён закусил губу и сквозь страх подступился к Чонгуку, потянул за шею, прижался к татуировке. — Перестань, твою мать, перестань! Ты его убьёшь! Хватит! ЧОНГУК! Я прошу тебя, пожалуйста…
Голос сорвался. На Хосоке живого места не осталось, и Чонгук вскинул бешеный взгляд ввысь, отдышался. Кого он пытался убить, если не себя самого? Тэхён надеялся, что им забыто, что прощение получено, но нет, Чонгук ждал момента, когда устроить наказание и заплатить по счетам. Насытился ли?
Успокоился он также быстро, как и взвёлся, невзирая на возмущение толпы и оскорбления, поднял Хосока и отнёс в машину. Тэхён поспешил следом.
В больницу ехали без малейших оговорок, Тэ попросту окаменел, не зная с какой стороны смотреть на случившееся, куда прятать дрожащие руки. Их всех что-то грызло на протяжении многих недель, и нашёлся отличный повод устроить переполох. Следовало связаться с Чимином, как-то объяснить всё это дерьмо. Чонгук вёл так, словно собирался их угробить, и позвонить Тэхён осмелился уже стоя у палаты. Суть: Хосок ревновал к нему Чимина, надумав чёрт знает что. Пусть теперь сами разбираются.
…А Хосок приходил в себя и видел руки в крови, снова отключился. В забытьи он смотрел на маленькую Сонхи, она тёрла синяки на плечах, плакала. То, чего ему недоставало для складывания большой картинки. Крошечный и важный фрагмент испорченной цветной мозаики. Начало и конец его семьи, сгнившие корни.
***
Хосок очнулся в поту, глаза мокрые, припухшие от синяков. Неужели проплакал весь сон? Идиотизм какой-то. И в то же время, всё разлеглось по полочкам, стало очевидным и простым. Он бился над задачей долгие годы, а ответ всё время маячил перед глазами.
«Ты знал».
Да, он знал. И вместо ненависти к матери испытывал отвращение. Она допустила то, чего не должно быть ни с кем и никогда, ни при каких обстоятельствах. Жизнь Сонхи, её мотивы, мысли - стали водой на стекле. И тем явственнее на её фоне проступала слабость Хосока, тем уродливее рисовалась картина раннего детства, чернильной акварелью.
…Половина лица перебинтована, сквозь обезболивающие покалывают мышцы. Круто же его отделали. Тут он увидел Чимина, сидящего у кровати, словно призрак на краю фотографии, побледневшего и напуганного.
— Дурак, — Чимин рывком склонился к нему и обнял, обвив ручонками шею, не сжимая и не налегая сильно. — Не делай так больше, я чуть не умер, когда мне позвонили.
— Тэхён…? — Хосок еле-еле шевелил губами.
— Тэхён, — кивнул Чим, отстраняясь, и шмыгнул носом. — Засунь свою ревность в задницу, понял? И теперь я буду говорить, а ты слушай: нет у меня с ним ничего. И никогда не было. Вообще.
Он добавляет ещё и ещё, про высокие идеалы и благородные цели, а Хосок кивает и кладёт палец поперёк его губ. Понял. Верит. Чуть всё не испортил, не разворотил. Как можно было вообще допускать, что Чимин способен на предательство?…
— Я кое-что… вспомнил.
— Может, потом расскажешь? — заволновался Чим. — Ты сейчас не в лучшей форме.
Хосок взял его за руку и заверил:
— Нормально, я справлюсь. Послушаешь? Просто послушай.
Кивая, Чимин слушал и сдерживался. А потом последовали кусочки воспоминаний, полушёпотом. Хосок больше говорил с собой, и Чимин всерьёз заволновался: не разломится ли его рассудок напополам.
— Мы как-то с ней складывали кораблики из бумаги и пускали в ванне, она заговорила о том, что у больших корабликов - маленькие похожи на детей. И у неё тоже будет ребёнок. Я всё думал, что за глупости, она о будущем ведь? Но оказалось… Оказалось, отец… Боже, боже…. Мой собственный отец!