Не будем дружить

Маринка родом из Вологды, приехала в наш город шесть лет назад, само собой, снимала жильё. Познакомились мы на работе. Я тогда заканчивал деятельность айтишника, а она пришла в фирму секретарем, роман закрутился быстро, через два месяца Маринка уже жила у меня, работу бросила, занималась, как она говорила, нами. Пока мы ей не надоели, и она не укатила в далекую Индию. Жаль, просветление ее так и не настигло.

Когда мы, наконец, оказались дома, я мечтал только о душе и кровати. Но Маринка пошла в наступление, прижав к стене и начав целовать.

— Я устал, — сказал коротко. Она тут же опустилась на колени, расстегивая брюки.

— Марин, — я поднял ее за плечи, — давай договоримся: мы не пара. Я ещё ничего не решил.

Она только глазами хлопала. Я смотрел на неё и думал: что я в ней нашёл? Ну симпатичная, горячая, но больше ничего. Не особенно умна, жадная, зацикленная на себе.

Отстранившись, отправился в комнату, когда услышал:

— Это из-за твоей Надьки?

«Твоей» почему-то было приятно слышать, только вот она не моя. Я обернулся, Маринка добавила:

— Вы же вроде друг друга терпеть не могли? Или от ненависти до любви один шаг? И даже муж не помеха оказался?

Врезать бы ей сейчас за то, что Надьку унижает, но я молча ушёл в комнату, закрыв дверь. Рухнул на кровать и уставился в потолок, да сам не заметил, как уснул.

Следующий день был копией вчерашнего, только Надьки в лифте и Маринки на капоте не было. Первой не хватало, второй был избыток. Я представил, как она сейчас встретит меня в квартире, и понял: не хочу.

Потому поступил, как решительный мужчина — поехал к родителям.

Отец был у Ельцовых, мама хлопотала по дому. Увидев меня, совсем не удивилась. Сложив на груди руки, сказала:

— Я все знаю, Надя рассказала.

Я застыл. Неужели Ельцова настолько с ума сошла, чтобы предкам все поведать? Но тут мама добавила:

— Маринка твоя вернулась.

Я перевёл дух, проходя к столу.

— А у вас тут кормят? — спросил, поцеловав ее. Мама, покачав головой, кивнула на стул и принялась подогревать ужин.

— Максим, — сказала, поставив передо мной тарелку с пловом и усевшись напротив. — Почему ты не прогнал эту девицу в шею?

— Мам… — начал я, но она прервала меня.

— Только не надо считать меня за дуру. Надя сказала, что просто ночевала у тебя, но мы с Наташей все видим. И уж точно не из-за Олега она ночью плакала. Мне стыдно за тебя, сын.

— Надя плакала? — я так и застыл с вилкой в руках.

Стало как-то слишком неприятно, кольнуло в груди. Совесть это, что ли? Я представил плачущую Надьку, почему-то она в моих мыслях прижимала к себе подушку. Видение было таким ярким, что захотелось врезать самому себе. Она из-за меня плакала. А из-за мужа нет, растеряна была, подавлена, но не плакала. Это что-то значит?

— Максим, — вырвала мама из мыслей, заставив посмотреть на неё, — ответь мне, почему ты выбрал эту девицу вместо Нади?

Вздохнув, я отложил вилку и сказал:

— Марина беременна.

Мама как будто не удивилась.

— А ты уверен, что это твой ребёнок?

— Мам, — снова протянул я, она снова перебила.

— Максим, да ты же святая простота, дальше своего носа не видишь. Она девять месяцев может с животом из подушки проходить, ты не поймёшь.

— Мам, я не настолько дебил.

— Настолько, милый мой! Профукал Надьку, как пить дать!

— Да с чего ты взяла, что мне вообще нужна Ельцова? — разозлился я.

— Матери не ври! В глаза посмотри и скажи: любишь Надьку?

— Мам…

— Быстро: да или нет.

— Да, — бросил я, не подумав, и сам обалдел от сказанного.

Любить это же не за хвост дергать, это совсем иначе. А я так просто взял и сказал, что люблю. И даже внутренних противоречий не испытал.

— Молодец, — мама похлопала меня по руке, я уставился на неё, — Надька тебя тоже любит.

— Она так сказала?

— Да кто ее спрашивать будет? — отмахнулась мама. — Главное, ее вернуть.

— Мам, Маринка беременна. Я не могу бросить ребёнка.

— Пусть докажет, что он твой. И зачем бросать? Купим ей квартиру, назначим месячное жалование.

— Ребёнок должен расти в семье, — твёрдо сказал я. Мать вздохнула. Мы помолчали.

— И что ты думаешь делать?

— Не знаю.

Мы ещё помолчали, а потом мама сказала:

— Иди-ка ты отдохни.

И я пошёл, принял душ, залёг на кровати с книгой, но не читал, думал о Наде. Чем она сейчас занимается, интересно? Сидит в квартире тоже в одиночестве? Как все нелепо. Я должен с ней поговорить. Но что скажу: моя бывшая беременна, а я не знаю, то ли мне на ней жениться, то ли с тобой быть. Лучше бы Надька была беременна, честное слово. Господи, что за мысли в голову лезут? На мгновение я представил Ельцову с гигантским животом и даже усмехнулся. А потом испугался. Не того, что такое могло быть, а как раз того, как спокойно об этом думаю. Когда Надя убежала, а я вернулся к Маринке и она выдала эту новость, я был совершенно не готов. И сейчас не готов. Я не против детей, нет, но я не хочу иметь их с Маринкой. Головой понимаю, что брак наш вряд ли можно будет назвать счастливым, но ведь ребёнок не должен страдать из-за того, что у него такие родители?