Не было нам покоя

– Привет, – ответил он. – Ты как?

– А, все в порядке. А как Ноэми?

Она понизила голос, хотя вокруг никого не было.

– Ноэми? – Он склонился ближе. – С ней все хорошо. После твоего ухода начался какой-то кавардак. Ну, если в двух словах, Гэтан Келли пока живет у нас… Но насчет дневника мы помирились, и я думаю, что на тебя она тоже не злится. Она переживала, что накричала на нас.

– Ладно. Я написала ей сообщение, но не знаю, простила ли она меня.

Эмберлин не могла представить, по какой такой причине Гэтану было оставаться в «Лэмплайте», но это было не худшее развитие событий, и поэтому она промолчала.

– Но сегодня ее не было на французском. – Джонас нахмурился и поднял аккуратно скрепленную стопку бумаг с именем Ноэми на синей наклейке. – Лайл заходила перед звонком и сказала что-то учителю перед тем, как пойти в свой класс. Я написал им обеим, но ответила только Лайл. Вроде как Ноэми ушла в медкабинет и у нее мигрень.

– Значит, не очень-то ей и хорошо.

– Ну, иногда у нее болит голова, это да. Наверное, от тревожности. Если уж она пропустила урок, то дело явно серьезное.

Эмберлин кивнула.

– Передать ей домашку по французскому? Я зайду отнесу ей.

– Ну, я все равно увижу ее дома.

– На самом деле я бы хотела с ней поговорить.

Джонас пожал плечами и передал ей бумаги. Эмберлин почти дошла до медкабинета, когда прозвенел звонок, и она пустилась трусцой, прежде чем ее успели подловить и спросить, что она делает в коридоре во время занятий. Во врачебном кабинете всегда было холодно, и медсестра сидела в бессменном и безразмерном кардигане поверх формы в цветочек. Помимо нее в комнате был только какой-то восьмиклассник. Он сидел на обитом дерматином кресле, приложив к глазу пакетик со льдом. Медсестра окинула Эмберлин взглядом, словно пытаясь с ходу поставить диагноз, но та объяснила, что пришла занести домашку другой ученицы.

– Мисс Амато прилегла. – Она неправильно поставила ударение в фамилии Ноэми и, махнув рукой, показала в затемненную часть комнаты за перегородкой. – Давайте только побыстрее. И я выпишу вам пропуск в класс.

Эмберлин прошла на темную сторону и шепотом позвала Ноэми на случай, если та спит. В школе были две больничные койки, огражденные занавеской, которая отделяла их от остального помещения, но не друг от друга. Шторка была задернута лишь наполовину, и Эмберлин было видно, что занята только одна кровать. Лохматый пациент зашевелился, услышав звуки ее голоса.

– Эмберлин? Тебе нехорошо? – Ноэми заслонила глаза рукой, хотя света в комнате почти не было.

– Нет, я принесла тебе домашку по французскому. Джонас сказал, у тебя мигрень.

Она подняла листочки над головой, и липкая наклейка спикировала на пол. Эмберлин нагнулась, чтобы ее подобрать.

– Спасибо. Можешь положить мне на сумку?

Рюкзак Ноэми стоял на полу рядом с кроватью. Верхний карман украшали кошачьи ушки и реснички. Эмберлин положила стопку сверху.

– У тебя часто мигрень?

– Нет, не очень. Но всегда внезапно, и это ужасная неприятность. Обычно мне везет, и они случаются ночью.

– Это от стресса?

– Не уверена. Тебе необязательно шептать, я в основном реагирую на свет. А, ну и еще тошнит, если я пытаюсь сидеть или ходить.

Затем, словно прочитав мысли Эмберлин, она добавила:

– Это не потому, что я расстроилась. Вообще никакой закономерности.

– Мне очень жаль…

Эмберлин снова начала извиняться, но Ноэми покачала головой.

– Да все в порядке.

Вроде звучало искренне. Может, головная боль ее в каком-то смысле успокоила.

У Эмберлин никогда не было мигреней, но она помнила, как в детстве ее лихорадило. Мама мочила тряпки в холодной воде и клала ей на лоб. Она подошла к раковине в дальнем конце комнаты и накапала водой на грубое бумажное полотенце, пока оно не стало прохладным и мягким. Сложив его в несколько слоев, Эмберлин положила полотенце Ноэми на лоб.

– Ох как хорошо. – Она прижала его к глазам. – Спасибо.

Эмберлин села на край кровати, поджав под себя ногу, и негромко заговорила. Может, медсестра уже успела про нее забыть.

– Я не уверена, что мне снится Линк, – сказала Эмберлин. – Но по утрам я просыпаюсь и забываю, что он умер. А потом вспоминаю, что его больше нет, и будто снова заново его теряю. Он умирает каждое утро. Мне словно каждый раз приходится осознавать, что его больше не будет в моей жизни, и каждый раз как в первый. Так же больно.

Наоми приподняла край полотенца и глянула из-под него.

– Мне очень жаль, Эмбер. Прости меня за все. За то, что я показала Линку озеро, и за то, что не показала тебе…

– Не надо просить за это прощения.

– В ночь выпускного… в прошлом году. Он спросил, встречаемся ли мы. Или можем ли встречаться в будущем. Я сказала нет. Не знаю, почему мне не хотелось. Он мне правда нравился, ну, немножко. Я не знаю. Мне не хотелось отношений, но я не думала, что даю ему ложную надежду. Если бы я сразу вела себя иначе или, может, чувствовала что-то другое…

– Может. – Эмберлин покачала головой. – Но что было, то было.