Ноэми замолотила кулаками по пятну темного льда. Джонас тер поверхность белого льда красными обветрившимися руками, пытаясь расчистить оконце, сквозь которое было бы видно Лайл. Но ничего в замерзшей поверхности озера не поменялось. Гэтан наматывал вокруг них круги на коньках, высматривая Лайл сквозь мутное стекло. Все они вынули беруши – они все равно ни от чего не защищали – и стали прислушиваться, не раздадутся ли откуда-нибудь крики подруги.
Эмберлин попыталась заговорить, но не смогла; с ее губ сорвался вымученный гул, и, как она ни старалась облечь его в слова, он звенел у нее за ушами и мешал сосредоточиться. Она напряглась сильнее, медленно, мучительно выбираясь из ступора, пока наконец не прохрипела: «Боже мой».
В ушах раздался хлопок, и они наполнились криками Ноэми. Эмберлин приказала своему телу: рукам, пальцам, чему угодно – двигаться. Ноги дернулись; как новорожденный теленок, она пнула пустоту носком конька – и едва оцарапала поверхность.
– Мой телефон не ловит, – сказал Джонас.
– Тут никогда не ловит, – ответил Гэтан.
Он говорил с непривычной, спокойной мягкостью. Остановившись, он пробежал руками по волосам. Глаза его были синее зимы, но он наклонил голову и спрятал взгляд.
– Да и не думаю, что кто-нибудь успеет вовремя прийти к нам на помощь.
– Заткнись на хрен. – Ноэми так прикусила губу, что было удивительно, как сразу не хлынула кровь. – Эмбер, ты можешь доехать до берега? Выбраться из леса и позвонить в службу спасения?
Но найдут ли спасатели сюда дорогу? А если найдут, смогут ли приехать быстро, чтобы чем-то помочь? Или, кто бы ни явился на зов, им будет суждено достать из-подо льда намокший труп Лайл? Тогда лучшее, что им останется, – это вернуть Андерсонам тело дочери. Когда Миллеры сожгли останки Линка, это не сильно кому-то помогло. Горло Эмберлин сжалось, обхватывая жесткий, горький комок.
– Да.
Она встала и вытерла глаза.
– Я пойду с тобой, – предложил Гэтан. – Но ты, наверное, докатишь быстрее. Не дожидайся меня.
Ноэми с Джонасом перестали обращать на них внимания. Они снова царапали лед, но от их усилий на нем появлялись лишь крошечные зарубки размером не больше ногтя.
Эмберлин развернулась, оттолкнулась коньком от поверхности озера и помчалась прочь. Летя по льду, она подумала, а вдруг вода внизу не холодная. Лед появился так внезапно, так неестественно. Может, Лайл и не замерзнет до смерти. Линк ведь не замерз. Может, она найдет пузырь воздуха подо льдом. Вдруг.
Все эти размышления по ощущению были ложными. Слезы застилали ей глаза, и она бежала навстречу зеленой пелене вместо леса. Она прислушалась: Гэтан наверняка сообщил бы ей, что она едет не туда. Она цеплялась за скрип его коньков, потому что больше ничто не способно было удержать ее в вертикальном положении. Эмберлин бежала так быстро, что, если бы под ней проломился лед, ничего бы не случилось. Она просто скользнет над этой бездной. Но этого ли она хотела? Она представила, как погружается под воду, где ее ждет Лайл. Они парят под поверхностью воды, вдыхая кислород, который почему-то ровным слоем ложится между поверхностью воды и льдом. Они держатся за руки и дрейфуют на спинах, как две выдры.
Когда лед под ее ногами закончился, это произошло не потому, что он треснул. Она споткнулась и чуть не рухнула в траву. Очутившись на земле, Эмберлин сразу же поняла, что забыла телефон в лодке. Вцепившись пальцами в траву, она ждала, что мир накренится и сбросит ее в пустоту. Гэтан неловко подкатил к ней, кое-как выбрался на берег, и лезвия его коньков погрузились в жидкую грязь. Эмберлин присела, и как раз, когда она собиралась попросить его телефон, заметила, что лед за его спиной растаял. Что это значило для Ноэми и Джонаса? А для Лайл?
– Я забыла телефон, – сказала Эмберлин. Всхлип распорол фразу напополам.
Гэтан похлопал себя по карману джинсов:
– А мой здесь.
Он стянул коньки ее брата и встал черными носками во влажную траву.
– Но нам придется вернуться на поле, чтобы поймать сигнал.
Одной рукой держа шнурки коньков, другую он протянул Эмберлин. И она взяла ее, зная, что он поднимет ее на ноги.
30. Джонас
Джонас подозревал, что только что увидел последние секунды чужой жизни. Лайл была здесь – и вот ее уже нет. Если она не утонула и не замерзла насмерть подо льдом, то скоро с ней случится или то, или другое. Джонасу нечем было себя утешить. До Лайл было не дотянуться. Он почти дотронулся до нее, но ее жизнь потоком воды утекла у него между пальцев. Ноэми встала. Собираясь на озеро, она надела то, что казалось ей практичной обувью: розовые высокие сапоги на шнуровке из какого-то материала, что на вид был как замша, а на ощупь слишком жесткий. Джонас знал, что сапоги жесткие, потому что положил руку на носок ее сапога. Ему бы хотелось взять ее за руку, положить ладонь на плечо или коснуться пальцами основания шеи, но, когда он беспомощно упал на колени рядом с черным пятном льда, где исчезла Лайл, все эти части тела оказались слишком высоко.