(Не) читайте, это – для ёжиков!

Енот вздрогнул, потом ощетинился и тихо застонал – видимо, Конан до последнего скрывал от подопечного, кого ему выпало курировать. Векеса по своему обыкновению захихикала, бескровное лицо Субиры выразило недоумение. Вообще, я сильно сомневалась, что поместить её в одну группу с Векесой и мной – хорошая идея. Но чутьё не подвело Конана и в этот раз. Субира быстро "вписалась" в наш круг и вскоре начала называть Рангвальда "Ракетой" вслед за мной и Векесой. Поначалу енот злился и пыхтел, но однажды, улучив момент, спросил, что, собственно, означает слово, которым мы его называем. Я постаралась объяснить, как могла, щедро рассыпая эпитеты, вроде "быстрый", "прогрессивный", "мощный", добавив, что так зовут одного умного симпатичного енота, очень популярного среди хомосов.

- Я – не енот! Мой народ – проционы[1]!- неприязненно оскалился куратор и, вскинув мордочку, удалился.

Но с того дня заметно смягчился и даже довольно спокойно отзывался на новое имя. Правда, до дружбы между нами было далеко, но я к этому и не стремилась – вполне хватало Баако, следовавшего за мною по пятам. Наверное, так и не узнаю, как эльфик пробрался в курию[2] – зал эринацейского "суда", куда в один из дней привели нашу группу. Курия была большой, почему-то затемнённой и сильно смахивала на партер театра. Для нас выделили отдельную ложу над партером – видимо, чтобы ничего не пропустили, несмотря на полумрак. В курии было душно, спала я в последние ночи мало – сразу после ужина наступало время сеанса "Игры престолов" для верной аудитории, в которую с недавнего времени входила и Субира. А потом чуть не до третьих петухов постигала азы "излюбленных эринацеусами" забав в компании Конана, Векесы и Ээрикки. Судебное разбирательство проходило на латыни – мне так и не удалось понять, кого и в чём обвиняют. Размеренное бормотание преторов[3] оказывало усыпляющее действие – я начала клевать носом. Члены моей группы были заняты происходящим на судебной "арене" и не обращали на меня никакого внимания. Мне даже начало что-то сниться, как вдруг какое-то существо пробежало по рёбрам и я, до одури боявшаяся щекотки, дёрнулась всем телом и завопила, будто с меня снимают скальп... В курии строжайше воспрещалось ношение оружия, головных уборов и плащей, поэтому моя накидка из кожи ската осталась за пределами судебного помещения. Вроде бы особая магия защищала это место, и находиться в нем без моей электрической защиты было безопасно, но спросонья показалось, по телу пробежала гигантская сороконожка. Гудение на латыни прекратилось, взгляды всех, включая обвинителя и обвиняемого, устремились на меня. Ракета что-то прошипел – наверняка ругательство, Векеса и Субира едва сдерживали улыбки, а я соображала, когда лучше придушить Баако, закрутившегося в складки моего одеяния и сотрясавшегося от беззвучного хохота – сейчас или позже, когда не будет свидетелей?

- Вердикт почти вынесен, досточтимая домина,- перешёл на понятный мне язык грузный эринацеус с проседью на мордочке, выполнявший роль судьи.- Но ты отмечена богами, мы готовы услышать твой голос, хотя и не обещаем, что последуем ему.

Желание придушить Баако стало неодолимым – какой голос, если я понятия не имею, о чём речь?! Векеса, знавшая о моём полном невежестве в латыни, наклонилась, собираясь ввести в курс дела, но судья строго объявил:

- Постороннее вмешательство недопустимо. Голос домины Леголас Дейенерис Эвердин должен принадлежать только ей.

Я напряжённо покосилась на двух эринацеусов, застывших перед трибуной судьи. Интересно, кто из них обвинитель, а кто обвиняемый? Хотя… ёжик меньшего роста, не сводящий с меня молящего взгляда, наверное, обвиняемый. А другой, упитанный и озирающий курию, будто все в ней его рабы – обвинитель. Толстяк увешан драгоценностями, на другом – только пояс и сапожки из змеиной кожи. Каким бы ни было обвинение, бóльшую симпатию вызывает ёжик в сапожках. Кроме того, может, если наговорю глупостей, заранее провалю испытание на сообразительность, как заранее прошла испытание на милосердие?

- Виновен или не виновен?- нетерпеливо прозвучал голос судьи.

Прочистив горло, я встала, Баако закопошился в складках юбки, закручиваясь глубже.

- Нев...- и запнулась.

А что, если обвиняемый – толстяк, а бедняга в сапожках пытается найти на него управу? Знать бы, кто из них кто, не признаваясь, что проспала половину судебного процесса…

- Обращаюсь к обвиняемому,- высокомерно заявила я.

Может, так получится его выявить? Особенно, если это – заносчивый толстун, вряд ли привыкший к подобному тону. Я не ошиблась. Расфранченный эринацеус гордо выпрямился и посмотрел на меня с таким уничижением, словно видел перед собой личинку. Мне было достаточно одного этого взгляда, чтобы, не вникая в подробности тяжбы, с лёгким сердцем провозгласить:

- Виновен!- и на всякий случай добавила:

- По всем статьям.

В зале поднялась настоящая буря, на глазах ёжика в сапожках заблестели слёзы.

- Хотя бы понимаешь, что сейчас натворила?- послышалось над ухом шипение Ракеты.

- Я пыталась тебя предупредить,- шепнула Векеса.