Не чужая смута. Один день – один год (сборник)

Но в своей книге Бертильон, француз-патриот, упомянул и о том, что уменьшаются “средства защиты” страны и что для “силы” Франции представляется всё меньше рук, – и Боже! – какое шаблонное негодование он возбудил в либеральном журнале!

“Такова высота идеалов Бертильона! Они были бы поистине ужасны, эти идеалы, если бы их сила и свирепость не усмирялись бы рядом других проявлений (например, изданием “Вестника Европы” – В.М.). Возрастающее отвращение от войны, от милитаризма, развитие демократических начал ослабляет влияние шовинистов и расчищает почву для общественной солидарности”.

С точки зрения тихого либерального безумия “Вестника Европы” есть партия людей, которых идеал – кровь, война, разрушение… Нет, этот идеал – крепкое, сильное государство, обеспеченное от всяких на него посягательств.

<…>

Эти унылые речи, эти удобные ссылки на какое-то “стеснение” при собственной ничтожности и неспособности – очень характеристичны… Совершенно ясно, что слово “либерализм” имеет вполне определённый образ, хотя самый нелепый, и можно бы взяться перечислить весь нехитрый катехизис нашего “либерализма”, который по своей несложности и соблазнительной простоте так доступен всякой самой нетвёрдой голове. Тут не нужно ни знания жизни, ни убеждений, ни таланта, ни практических знаний – это талисман, который даёт возможность писать много людям, лишённым всего вышепоказанного».

Конец цитаты. Год, говорю, 1882-й.

* * *

Фёдор Тютчев говорил про вечное противостояние Европы и России: «Европейский гнев – зависть к равному. Однако все враждебные меры (против России) имели следствием только возвеличение и славу ненавистного соперника».

Если сегодня Россия испугается «мер» (санкций, как нынче выражаются), то и «возвеличения и славы» ей тоже не видать.

Все только захихикают: «Испугались, испугались».

* * *

В Татьяне Никитичне Толстой есть всё для того, чтоб быть великим писателем, кроме одного, самой малой толики – гуманистического чувства.

Недавняя её книжка – «Лёгкие миры» – об этом говорит тоже.

Толстая в очередной раз нацелена на мерзость социализьма и Советов – ей так, по крайней мере, хочется думать, – но, на самом деле, ей владеет брезгливость к человеку как к таковому. Особенно, впрочем, к русскому человеку; хотя не только к нему.

И вот Татьяна Никитична составляет свои кубики – они без труда ей даются: фраза, абзац, лёгкость писательской походки, улыбка или горечь внутри строки, острый глаз, острый ум, сюжет, наконец… остаётся самая малость, чтобы это стало прозой – чтоб, например, дописать тот роман, который она пишет уже двадцать лет.

И тут Толстая сама (у неё же, мы знаем, безупречный вкус – по крайней мере, до тех пор, пока она говорит о своём, ей доступном) – она сама вдруг понимает, что у неё не получается.

Она опять пытается разобраться: советская власть – пошлость и мерзость? О, да. Русский человек выглядит сплошь и рядом как коряга? Ещё бы. И американский тоже иногда. А как же. Что не так?

Всё так, просто она людей не любит, её воротит.

На блог может хватить какого-то человеческого, мерцающего чувства, а на рассказ – уже нет; разве что если речь пойдёт там про отца. Но на роман и затеваться не стоит – на каком его топливе разводить? На этом её снисходительном хохотке?

И сразу Гоголь, Чехов, Лесков, Салтыков-Щедрин, Толстой Л.Н., Толстой А.К., Толстой А.Н. и Горький Максим сторонятся: проходите, Татьяна Никитична, вам дальше.

Ей куда-то дальше.

Она поджимает губы и проходит, подбородок высок, глаза тяжёлые. Мощная женщина.

* * *

Помню, как однажды Людмила Улицкая назвала мои взгляды «антиинтеллигентскими».

Несколько месяцев спустя Татьяна Толстая корила меня за то, что я «презираю интеллигенцию».

Насколько я понимаю, Людмила Евгеньевна и Татьяна Никитична относятся друг к другу сложно – а тут, надо же, сошлись.

На самом деле, к интеллигенции я отношусь с огромным почтением – но, к сожалению, этот класс русских людей, сумев пережить даже советскую власть, не смог пережить девяностые и «нулевые». Частью интеллигенция была деморализована и развращена, частью маргинализирована, а оставшиеся в прямом смысле слова – вымерли.

За интеллигенцию себя выдают теперь те, кого мы любовно называем «прогрессивной общественностью». Сами себя они именуют «либералами».

А теперь послушайте, что писал Юрий Олеша про интеллигенцию: «У нас есть специальность – интеллигент. Это тот, который сомневается, страдает, раздваивается, берёт на себя вину, раскаивается и знает в точности, что такое подвиг…»

Здесь – внимание. Тот класс людей, что мнит себя сегодня интеллигенцией, и те, кого совместно считают интеллигенцией Т.Н.Толстая и Л.Е.Улицкая:

а) не сомневаются в своей правоте;

б) не страдают в том смысле, о котором говорил Олеша;

в) не раздваиваются, а последовательно отстаивают исключительно собственную правоту;

г) никогда не берут вину на себя;

д) никогда не раскаиваются – даже в тех вещах, в которых виноваты самым очевидным образом;