Не делай добра

Собравшиеся с любопытством поглядывали в сторону двух женщин, сидевших рядом с Аллой. Они их не знали и, несомненно, удивлялись, кто бы это мог быть. Никто не задал по этому поводу ни одного вопроса, но их молчаливое изумление выглядело столь очевидным, что прямо-таки кричало во весь голос, не нарушая тишины, густой, как осенний туман. Одна из незнакомок, блондинка средних лет, была одета в строгий деловой костюм цвета хаки. Взгляд другой, лет тридцати, в свитере и джинсах, блуждал по помещению, переходя от одного члена маленькой группы к другому, ни на ком надолго не останавливаясь.

Дверь открылась, и в комнату степенной походкой вошла нотариус Гренкина. Весь ее вид, включая брючную тройку темно-синего цвета, соответствовал торжественности момента. Единственным украшением служил тонкий газовый шарфик, кокетливо повязанный вокруг шеи замысловатым узлом.

— Добрый день! — бодро поприветствовала всех нотариус, кладя на стол пластиковую папку. — Как я вижу, все в сборе! — Она посмотрела на Аллу и вопросительно приподняла тонкую бровь, качнув головой в сторону незнакомок, однако Алла лишь молча кивнула, прося нотариуса продолжать. — Как вы знаете, мы собрались здесь для чтения завещания Намжалмы Гуруль, известной также под именем Джамалия Гуру…

— Нельзя ли покороче? — раздался высокий, мало соответствующий телосложению и буйному темпераменту голос Агвана. — У меня не выходной, между прочим!

— Можно, — поджав губы, ответила Гренкина. Она расправила полы пиджака и уселась на стул, взяв в руки принесенную папку. Все, не отрываясь, следили за каждым ее движением, словно охотники за дичью.

— Опуская формальности, — проговорила нотариус, кинув многозначительный взгляд в сторону Агвана Гуруля, — приступаю непосредственно к оглашению наследников и их доли. Итак, «Я, Намжалма Гуруль, будучи в здравом уме, твердой памяти и прочая, и прочая, Роману Георгиевичу Жидкову оставляю двести пятьдесят тысяч рублей за неоценимую помощь и поддержку». Тут так написано, — уточнила Гренкина, будто опасаясь, как бы присутствующие не подумали, что она добавила последнюю часть от себя. — «Также Жидкову передаю деревенский пейзаж работы художника Мякишева, который ему так нравился».

Доктор согласно закивал, давая понять, что знает, о чем речь.

— Великолепная картина, — пояснил он для собравшихся. — Хоть и не представляет ценности, но я буду беречь ее как память!

— «Моей младшей сестре, Санжитме Цеденбаевой, передается мал… маг…»

— Малгай, — подсказала Алла, успевшая выучить непривычное для русского уха слово.

— Спасибо, — поблагодарила Гренкина. — Конечно же, «…мал-гай, украшенный драгоценными камнями и золотым шитьем. Оценочная стоимость — один миллион восемьсот пятьдесят тысяч рублей».

— Ого! — присвистнул Агван. — А мне оценщик в антикварном магазине всего-то четыреста тысяч предлагал!

— А с какого перепугу ты вообще решил, что малгай твой? — взвизгнула Аюна, вперив злобный взгляд в брата. — Намжалма должна была оставить его мне, ведь она прекрасно знала, как я его хочу!

Дождавшись окончания короткой перепалки, Гренкина продолжила с того места, где остановилась:

— «Оставшаяся часть моего имущества, включая банковские счета в российских и зарубежных банках, должна быть разделена на четыре части, каждую из которых получат мои еще не рожденные внуки», — тут Гренкина сделала паузу. — Дело в том, что распорядителем наследства назван покойный адвокат Фурсенко, — сказала она. — Он должен был проследить, чтобы деньги и имущество поступили в собственность детей Маргариты Арутюнян, Яны Четыркиной, Евгении Дробыш и Валерии Коробченко. По завещанию матери должны были получить только сумму, оговоренную в договоре на вынашивание.

— Что за чушь несусветная?! — неожиданно в полной тишине завопил Агван Гуруль. — Какие еще внуки?! У моей сестры не осталось детей, так откуда внукам-то взяться?! Эти ваши ЭКО-МЭКО тут не сработают, можете мне поверить: я все суды на уши подниму, но никакие хитрые бабенки, беременные неизвестно от кого, не получат ни копейки из наследства Намжалмы!

Агван знал о плане старшей сестры, ведь Алле пришлось рассказать ему обо всем на допросах. По-видимому, он не намеревался мириться с таким положением вещей.

— Оспорить завещание — ваше законное право, — ровным голосом ответила на его выпад нотариус. — Существует срок…

— К черту сроки! — взвизгнула Аюна, вскакивая со стула. — Про нас там что, вообще не написано?! Про кровных-то родственников?!