Не доллар, чтобы всем нравиться

– Я так тобой горжусь, – восторгается Серена, хотя познакомилась с этой девушкой всего несколько минут назад. Девятиклассница чуть в обморок не падает от похвалы, а Серена ободряюще сжимает ее плечо. – Только помните, девочки: ничего не публиковать в Сети, ладно? Мы не хотим, чтобы протест задавили еще до того, как он начнется.

Потом она подмигивает и, послав каждой девушке по два воздушных поцелуя на прощание, взмахом руки зовет нас за собой. Вайнона, которая, как видно, забыла, что сама десять минут назад добровольно вступила в нашу бригаду, склоняет голову ко мне и недоуменно моргает.

С парнями у Серены совершенно другая стратегия, чему мы становимся свидетелями, когда проходим мимо группы одиннадцатиклассников, сидящих за обеденным столом.

– Привет, Хантер, – здоровается Серена.

– Привет, Серена, – дружелюбно откликается тот.

Хантер Парк – президент Закрытого клуба. Он недостаточно крутой, чтобы быть членом Ученического совета, но слишком красивый, чтобы быть настоящим ботаном. Его отец – пастор, и иногда кажется, что Хантер, с его добрыми глазами за стеклами очков в пластиковой оправе, пойдет по отцовским стопам.

– Ты ведь знаешь Элайзу, да? – Серена скользящим движением подсаживается к нему. – И Вайнону?

– Лично нет. – Он машет рукой в нашу сторону.

– У нас есть к вам вопрос. – Теперь Серена говорит и другим парням. – Что вы думаете насчет всей этой истории с «Горном»?

Кельвин Во забрасывает ноги на сиденье.

– Мне плевать.

Хантер сочувственно обращается ко мне:

– Обидно, что тебя так прокатили.

– Элайзу обокрали, – заявляет Серена. – Вы все знаете, что это так.

– Мне все равно плевать, – повторяет Кельвин.

Серена поворачивается к Хантеру, голос ее звучит проникновенно:

– Разве ты не считаешь, что это ужасно несправедливо? Элайза по всем пунктам куда больше подходит на должность главного редактора, чем Лен. Он всего лишь спортсмен.

– Как и твой парень, – ухмыляясь, влезает Габриэль Эвангелиста.

– Ну да, – парирует Серена, – и его я бы тоже не поставила на должность главного редактора.

Тут смеется даже Кельвин.

– Лен все же умнее Джейсона, – замечает Хантер.

– Возможно, – допускает Серена, – но его выбрали не за ум. Вот ты мне скажи, – указывает она на Габриэля, – за кого бы ты проголосовал: за Лена или за Элайзу?

Тот колеблется чуточку дольше, чем надо.

– За Элайзу, раз ты говоришь, что она больше подходит.

Серена бросает на Хантера взгляд, точно переглядываясь с близким другом. В глазах ее читается: «Ну, что я тебе говорила?» Но он, конечно, интерпретирует ее взгляд как: «Ты – особенный». И уже видно, что парень пропал.

– Ну а что мы можем с этим поделать? – спрашивает он.

– У нас есть кое-какой план, – Серена наседает на Хантера, выставив перед собой телефон, – чтобы заставить Лена отказаться от этой должности. Я напишу тебе эсэмэску насчет времени и места сбора, если хочешь присоединиться.

Только Серена может вывернуть дело так, что вербовка на акцию протеста кажется флиртом, но одновременно ничего зазорного не предполагает. Ведь Хантер должен понимать, что Серене он никак не может нравиться. Но тем не менее он вбивает свой номер в ее телефон так, словно всю отцовскую паству записывает в наши ряды.

– А мой номер попросишь? – интересуется Кельвин.

– А ты предлагаешь его взять? – лукаво улыбается Серена.

В итоге все трое не только записываются на акцию, но и клянутся, что не расскажут ни одной живой душе.

– Впечатляет, – говорю я, когда мы отходим.

Вайнона, теперь абсолютно шокированная, уже не идет с Сереной под руку.

– Я бы по-другому это назвала!

Наша следующая остановка – студия живописи, которая располагается в одной из модульных аудиторий, пристроенных на краю школьного двора. Она примостилась на слегка приподнятом фундаменте, так что к двери ведет пандус. Пока мы поднимаемся, Серена хватает Вайнону за руку и выводит ее вперед.

– Что ты делаешь? – возмущается та.

Серена показывает на пристройку, будто ответ очевиден.

– Здесь тусят все «оригиналы».

Вайнона почесывает в затылке.

– Что значит «оригиналы»?

– Это значит, – говорит Серена, заталкивая нас в двери, – что тебя они уважают больше, чем меня.

Когда мы вваливаемся внутрь, в студии стоит тишина. Несколько ребят работают за мольбертами, сосредоточившись на россыпи пластиковых фруктов на красных драпировках. Все они нас замечают, но только один не переводит взгляд обратно на картину.

– Привет, Вайнона, – говорит Итан Фьоре, десятиклассник, как и мы. У него орлиный нос и серьезный взгляд, плюс кудрявая шевелюра, спадающая на глаза.

Серена самодовольно косится на нас, телеграфируя: «Вот видите?» Она тычет Вайнону в бок, а та неловко отмахивается.

– Твоя реплика, – шепчет Серена. – Здесь точно можно кого-то подцепить.

Вайнона, прожигая Серену изумленным взглядом, выпихивает нас во двор.

– Что такое? – спрашивает Серена достаточно дружелюбно, но с едва заметной ноткой раздражения.

– Я-то думала, что мы тут боремся за феминизм, – отвечает Вайнона.

– Так и есть, – говорит Серена.

Вайнона скрещивает руки на груди.

– Так почему все через жопу, строить глазки, как тупые соски…