Этот разговор я представляла себе совершенно иначе, но поздно. Я уже распсиховалась. Лен пялится на меня, хоть раз в жизни не находя колкого ответа. Пора уже перейти к делу и мотать отсюда.
– Но… все сложно, – заключаю я. – Вот об этом-то я и хотела поговорить.
Я рассказываю об акции протеста, наспех все объясняю, потому что хочу поскорее уже с этим разделаться. Он слушает, не говоря ни слова, что одновременно и треплет нервы, и, как ни странно, дает облегчение.
– Я просто подумала, что ты должен знать, – говорю я, завершив свою речь.
Без ноутбука Лен не знает куда деть руки, так что он потирает колени и разглядывает узор столешницы. Наконец он едва заметно улыбается – это первая обращенная ко мне настоящая улыбка со дня бейсбольного матча.
– Неужто ты так сильно хочешь стать главредом? – спрашивает он.
– Нет, – отвечаю я, потому что сейчас я и правда уже не так и хочу.
У меня сейчас смешанные чувства по поводу многих вещей, но, по крайней мере, я уверена в одном: наша акция протеста и все, что она символизирует, по-прежнему важна. Рассказать о ней Лену было правильным поступком, но также правильно все-таки ее провести.
– Нет, – повторяю я. – Дело в принципе.
Он проводит ладонями по лицу, как будто я его довела. Потом издает нечто вроде смешка, потирая глаза.
– У тебя всегда дело в принципе, да?
– У девушки должны быть принципы.
Лен не успевает на это ответить, потому что входит Джеймс.
– Привет, – говорит он, переводя взгляд с меня на Лена. – Что тут у вас происходит?
Джеймс знает насчет протеста – я сказала ему, посчитав, что, наверное, из этого события выйдет статья для «Горна». Он выглядел чуть ли не разочарованным из-за того, что мы не подключили его к планированию нашей затеи, но согласился дать это задание Оливии, журналистке новостного отдела, которая, пожалуй, настроена ко мне наименее враждебно (а это большое достижение), и Касси, которая будет делать снимки.
Теперь он смотрит на меня вопросительно, но я этот вопрос игнорирую.
– Ничего, – говорю я и пихаю ноутбук на колени Лену. – Увидимся.
Я немного опаздываю, так что к женской раздевалке приходится бежать. Серена и Вайнона меня уже ждут. Как и все, кто планирует участвовать в акции протеста, они одеты во все черное, а на груди у них прикреплены значки с надписью «Я ЗА ФЕМИНИЗМ».
Я, понятное дело, буду в белом.
– Ты где была? – спрашивает Вайнона, пока я вытаскиваю платье богини Правосудия из своего шкафчика.
– Извини, – говорю я. – Пришлось задержаться в «Горне».
– Ничего, до конца обеда еще пятнадцать минут, – успокаивает Серена. – Скорее переодевайся!
Когда я уже в платье, она усаживает меня на скамейку, а сама становится рядом, проводя по моим волосам расческой.
– Тебе надо постричься, Элайза, – замечает она, рассматривая мои секущиеся кончики.
– А что, нам и на стрижку времени хватит?
– Очень смешно.
В итоге Серена решает заплести мне косу вокруг головы. Потом она помахивает тюбиком с губной помадой.
– Это еще зачем? – Я аж отпрянула.
В замешательстве Серена поворачивается к Вайноне.
– Элайза не пользуется помадой, – объясняет подруга.
– Выглядеть будет классно, честное слово, – уверяет Серена. – И вообще, ты будешь выступать в образе богини Правосудия, а не Элайзы Цюань. Немного блеска не помешает.
– А почему богиня Правосудия не может одеться просто в джинсы и футболку? – жалуюсь я. – В смысле, если бы у нее был выбор.
– Хороший вопрос, – замечает Вайнона.
– Потому что, – отвечает Серена, нанося помаду на мои губы двумя мастерскими мазками. Она хватает меня за руку и подводит к ростовому зеркалу. – Может, ей нравится, как она выглядит в платье.
Мое отражение меня удивляет. От повседневного вида меня отличает лишь пара простых деталей. Платье лаконичное, волосы заплетены, но без всяких украшений. Только помада очень дерзкая, яркая, красно-оранжевая. Но все же, увидев отражение, я чувствую себя совсем иначе. Может быть, более взрослой. Более уверенной. Я выгляжу как девушка, которая ничего не боится. Я искренне изумлена.
– А я классно выгляжу, – комментирую я.
– Ты просто бомба, – соглашается Серена.
Вайнона свободно укладывает черный палантин вокруг моей шеи.
– Хорошо, вот твоя повязка, – говорит она. – А еще меч и весы. – Она передает мне реквизит. – Готова?
– Давайте свалим патриархат с пьедестала! – Я воздеваю меч, а Серена и Вайнона дают мне пять.
Пятый урок, сразу после обеда, проходит как в тумане. Большую часть занятия я избегаю взгляда Лена и надеюсь, что миз Боскович не заметит эфес меча, торчащий у меня из рюкзака. Очень скоро звенит звонок к шестому уроку, и я стремглав несусь в кабинет истории, вся на нервах перед представлением.
Когда я достаю аксессуары богини Правосудия, то чувствую на себе насмешливые взгляды, но никто не высказывается на мой счет, кроме мистера Шлезингера. Он секунду изучает меня.
– Богиня Справедливости? – предполагает он, и, когда я киваю, учитель, похоже, остается доволен, что угадал.