«@fiverjlg: ОМГ… это что @elizquan и @lendimartile?
@cooliobeans23: Похоже, она на все пойдет, лишь бы стать главредом.
@xlive328: Да здравствует @lendimartile, которому сегодня перепало за весь патриархат!»
– О боже, – повторяю я.
Других слов я найти не могу.
Сзади подходит Лен.
– Что случилось? – Он успевает подхватить падающий из моих рук телефон и тоже видит обличительную фотографию. – Твою мать, – говорит он. – Как…
И в этот момент из двери, пошатываясь, вырывается Серена, а за ней Дилан.
– Элайза, мы же об этом говорили, – укоряет меня она. – У тебя что, зачесалось?
Вайнона смотрит то на Серену, то на меня, и тут до нее доходит.
– Она все знала? – произносит Вайнона, не веря своим ушам, отчего голос у нее становится выше на целую октаву. – Ей ты, значит, рассказала?
– Нет… – пытаюсь объяснить я, но в голове у меня все смешалось, как будто это я всю ночь пила, а не остальные. – Нет, прости…
Она разворачивается и гневно шагает обратно в дом, проталкиваясь мимо Серены и Дилана.
– Вайнона! – зову я, но она не останавливается.
– Вот видишь? – говорит мне Серена. В голосе ее звучит что-то похожее на жалость. – И это только начало.
Я чувствую, что Лен хочет положить руку мне на плечо, но дергаюсь в сторону.
– Не трогай меня! – кричу я и убегаю прочь по ночной улице.
34
Я бегу до самого дома Вайноны и сажусь в машину Ким. Я вся потная, но ночной воздух прохладный, и мое тело не понимает, как надо реагировать. Как и мой разум. Захлопнув дверь, я прячу лицо в ладони.
Что со мной происходит?
Я заглядываю в телефон, хотя и боюсь увидеть, что там пишут. Под постом появляются все новые комментарии, и я заставляю себя прекратить их просматривать. Кроме того, мне пришло несколько сообщений от Лена, которые я игнорирую, и от Ким, которая предупреждает меня, что пора уже вернуться, поскольку она больше не может меня прикрывать.
Я завожу машину и направляюсь к дому, потому что это кажется самым логичным первым шагом. Я добираюсь до него целая и невредимая, и, к моему облегчению, когда я отпираю дверь, в квартире стоит тишина.
Ким, сидящая за своим столом, оборачивается на звук.
– Мама с папой пошли спать, – говорит она вполголоса. Потом, рассмотрев меня получше, удивляется. – Что с тобой?
Я разуваюсь, как зомби.
– Не хочу об этом говорить.
Я проношусь мимо, пока сестра не успела еще что-то сказать.
Почистив зубы, я сильно натираю мочалкой лицо, пока кожа не становится красной. Когда я расплетаю косы, волосы изумительно вьются, и я с омерзением отворачиваюсь от зеркала.
В нашей комнате я в темноте забираюсь в кровать, и тут в мое бедро упирается что-то тяжелое. Я протягиваю руку, ощупываю этот предмет и вспоминаю, что это «Жизнь: способ употребления». Это название возмутительное, ведь оно вводит в заблуждение. Так же, как и сам Лен. Эта книга – самое бесполезное руководство из всех, что я когда-либо читала. Сколько часов я потратила, анализируя сложные описания и запутанные истории. Я думала, что все это поможет мне глубже понять Лена. Или хотя бы жизнь. Вместо этого, прочитав 350 страниц, я испытываю даже больше недоумения и раздражения, чем прежде. Вся эта книга оказалась верхом бесполезности, и бесполезнее может быть разве что цель главного героя. Поверить не могу, что я когда-то считала ее охренеть какой интересной.
Я сбрасываю книгу с кровати и отворачиваюсь к стене, скорчившись под одеялом. Я чувствую себя дерьмово. Феминистки должны быть частью союза сестер. Вот только я все испортила, отвратила от себя единственную подругу, которая была со мной задолго до того, как я узнала, что такое феминизм.
И главное, ради чего? Ради какого-то парня.
Каждый раз, когда я думаю о нем, я злюсь. Я никак не могу смириться с тем, что именно он опубликовал манифест. Он все это начал. Он! Теперь, вспоминая о том, какой я была дурой, я блевануть готова. Не верится, что я целовала этого козла. Не верится, что он мне нравился.
Глаза щиплет, и тут я понимаю самую главную подлость: мне он до сих пор нравится. Чтоб тебя. И как типичный козел, он еще и ткнул меня носом: «
Я пытаюсь отгородиться от его слов и заснуть, но вместо этого вдавливаю лицо в подушку и наконец разрешаю слезам пролиться.
35
Когда я в понедельник прихожу в редакцию на нулевой урок, Тим ОʼКаллахан встает и с расстановкой принимается мне аплодировать.
– Так держать, Элайза, – говорит он. – Ты показала нам, что такое феминизм на самом деле.
Ярко покраснев, я открываю рот, чтобы огрызнуться, но Джеймс осаживает его первым:
– Отвали, О’ʼКаллахан.
Лен садится ровно в своем углу, спина его напрягается, но Тим только гадко ухмыляется.
По пути к своей парте я ни на кого не смотрю и только мечтаю, чтобы урок побыстрее закончился, и тогда я сбегу отсюда. Но как только я снимаю с плеч рюкзак, ко мне обращается Аарав.