Не доллар, чтобы всем нравиться

– Зачем ты это сделал? – Усилием воли я заставляю голос не дрожать. – В манифесте я тебя разнесла в пух и прах. Как тебе вообще в голову пришло такое опубликовать?

Он отвечает не сразу, только запрокидывает голову и рассматривает навес. Наконец из его рта вырывается:

– Наверное, я подумал, что ты права. Как я и говорил. Ты прекрасно видишь вещи, как они есть.

Я не двигаюсь, жду продолжения. Он делает долгий глубокий вдох.

– То, что ты сказала в своем манифесте, – это все правда. Я понял, что ты единственная не повелась на мою брехню. Что ты по-настоящему увидела… меня.

Лен смотрит мне прямо в глаза, и, сама того не желая, я чувствую дрожь. Сейчас в его словах нет ни следа обычного болтливого юмора, они не обернуты слоем сардонической пузырьковой пленки. Он кажется уязвимым и мягким, каким я никогда его прежде не видела, – я думаю, таким его вообще мало кто видел. И как ни странно, из-за этого мне кажется, что защитить его – моя обязанность. Возможно, даже почетная. Я хочу обхватить его голову, погладить его великолепные волосы, говоря: «Ты прав, только я по-настоящему тебя вижу».

Но тут я кое-что понимаю – это самая обычная история. Я точно такая же, как и все другие девушки, поверившие его вранью. Я чуть не спустила ему это с рук.

– Нет, – теперь я говорю твердо. – Я тебя совсем не видела. Я думала, ты просто тупой спортсмен, снимающий сливки без всяких усилий. Я ошибалась. – Я встаю. – Ты вовсе не тупой. Ты куда хуже.

Он тоже встает, и мне вдруг приходится смотреть на него снизу вверх, чтобы выплюнуть эти слова ему в лицо.

– Я знала, что ты трус, но не подозревала, что из-за своей трусости ты будешь вредить другим.

Он болезненно морщится:

– Ты неправа.

– Это в чем же?

Он колеблется.

– Я не пытался тебе навредить.

– Мне плевать, что ты пытался сделать. Мне важно, что ты сделал в итоге. А ты не мог сделать то, что правильно, хотя это было так просто. – Я качаю головой. – Ты никто, если не можешь поступить правильно.

– Послушай, Элайза. – Лен проводит пятерней по волосам, сильно дергая за пряди, будто хочет их вырвать. – Ты же знаешь, это не всегда так просто. Особенно когда дело касается тебя. Что бы ты сделала, если бы я тебе признался?

– Я бы никогда в жизни с тобой больше не разговаривала.

– Так ты этого хотела бы? Чтобы мы никогда не были друзьями?

– Да.

– Ты правда так думаешь?

Голос его слегка дрожит, и у меня сжимается сердце. Тем не менее я не беру свои слова назад.

– Я всегда говорю так, как думаю. В отличие от тебя.

Лен надолго замолкает. Когда он все же отвечает, в тоне его что-то меняется.

– Точно, у тебя же принципы.

Лицо его снова становится непроницаемым, и я начинаю жалеть, что соврала.

– Хорошо, Элайза. Так скажи мне прямо. – Он складывает руки на груди. – Я трус и лжец. Я совсем не похож на твои представления о том, каким должен быть человек, и мне кажется, ты это знала и до этого вечера. Так почему ты пошла сюда со мной?

Я не в силах издать ни звука.

– Твои подруги-феминистки, которые помогли тебе спланировать протест, знают, чем ты тут занимаешься?

Я поворачиваюсь к двери, но Лен преграждает мне путь.

– Ты такая лицемерка, Элайза. У тебя столько принципов. Но когда ты уже признаешь, что даже ты не можешь следовать им всем? Когда ты признаешь, что иногда тебе и не хочется им следовать?

Я отталкиваю его, потому что меня от всего тошнит и мне надо найти Вайнону, чтобы наконец свалить с этой гнилой вечеринки. Я пытаюсь возмущенно распахнуть дверь и удалиться, но дверь поддается не сразу, и мне приходится повозиться с ручкой, чтобы ее открыть.

– Элайза, подожди.

Голос Лена звучит совсем не так, как секунду назад, а робко, будто я могу разбить его на миллион осколков, если захочу. Но какое мне до этого дело? Я бросаю его на крыльце.

33

А в доме вечеринка продолжается точно так же, как прежде. Только теперь запах пота и пролитого пива вызывает у меня тошноту. Я уже собираюсь прямым ходом отправиться на задний двор, но тут передо мной возникает пьяная обнимающаяся парочка. Я едва успеваю отскочить в сторону.

– Эй, осторожнее! – И тут я узнаю девушку. – Натали?

Услышав свое имя, она оборачивается.

– Элайза-а-а-а-а! – пищит она, будто в восторге от встречи со мной.

Это первый признак, что здесь дело нечисто.

– У тебя все в порядке? – спрашиваю я.

Ее парня я не знаю, какой-то бледный и патлатый, и он, кажется, не заметил, что Натали с кем-то завела разговор. Если это можно так назвать.

– Ага, – отвечает Натали. – В полном. Конечно.

Парень ведет ее к лестнице наверх, без перерыва целуя в шею, а она хихикает:

– Хватит, Остин!

Тут она икает, спотыкается и падает на колени.

Что-то в этой ситуации меня настораживает, но я точно не знаю, что делать. Натали явно пьяна. Может ли она в таком состоянии решать, хочет ли идти наверх с Остином? Разозлится ли она, если я обломаю им интим? Я понятия не имею. В конце концов, мы не подруги.

– Эм… так как вы с Остином познакомились? – говорю я, чтобы потянуть время и собрать дополнительные данные.

Натали хмурится.

– Что? – спрашивает она, но смотрит в пол.

Я наклоняюсь, чтобы лучше разглядеть ее лицо.