Не доставайся никому!

Телефон дворницкой молчал. И дверь оказалась запертой. Алиса туда попала через час, убрав в квартире и себя приведя в божеский вид. Но невостребованные ее звонки и не запертая дверь дворницкой перепугали Алису до полусмерти, а то, что к двери этой была прилеплена бумажка с круглой печатью. То есть не только к двери, а еще и к косяку.

– Что такое? – растерянно моргая и указывая на бумажку, спросила Алиса женщину, живущую на первом этаже, позвонив в ее квартиру. – Что это на двери у дворника?

– Пломба, не видишь, что ли! – сердито отозвалась женщина, она кормила внука, корчившегося у нее на руках с диким ревом, и, понятно, говорить с посторонними ей не особо хотелось.

– Как пломба? Почему? А дворник где?

– Ой, не знаю я, девушка! Уволился, уволили его, прогнали! Их тут, знаешь, за мою жизнь сколько поменялось… Да не ори ты, чудо! – Она легонько шлепнула по крохотной попке в ползунках, ткнула глубже бутылочную соску в орущий младенческий рот. – Они каждый раз, как увольняют их, на дверь шлепают такую бумагу. Все, ступай…

Она хотела хлопнуть дверью у Алисы перед носом, но та резво схватилась за ручку.

– Простите! – взмолилась она, приложила руку к груди, чтобы хоть немного смягчить гнев кормилицы. – Простите, бога ради! А не знаете, в какой квартире живет Андрей?

– О, господи! – закатила сердитая женщина глаза под лоб и цыкнула на орущего ребенка. – Который Андрей тебе нужен? У нас знаешь сколько народу тут живет?!

– У него еще родители пьющие. Из неблагополучной семьи он, хороший мальчик, светленький. Волосы у него еще такие вот, – Алиса потрясла растопыренной ладонью над своей головой, пытаясь изобразить повышенную лохматость.

– Неблагополучная семья! – еще больше озлилась женщина и снова попыталась дверь захлопнуть. – Она тут стоит благополучная, дальше некуда! Мои вон тоже с утра умотали куда-то работу искать. А мне своего засранца на руки кинули! Они тоже неблагополучные, по-твоему?! Любят, любят нынче клейма ставить! Срань господня, а не жизнь! Да пусти ты дверь, гадина такая!!!

Ребенок визжал невыносимо, расплевывая манную кашу по сторонам. Попало даже его бабушке на щеку и Алисе на рукав. В ноющей с похмелья и от бессонной ночи голове Алисы крик этот множился, закладывал уши, забивал мозг. Ее сильно тошнило, и в какой-то момент она едва не смалодушничала, так вдруг захотелось удрать, зарыться головой в подушку, укрыться одеялом и забыть, забыть, забыть.

И про Аристова, обещавшего ей заботу на долгие годы и вдруг исчезнувшего непонятно куда. И про Макса, оставившего ее одну хмурым мокрым утром. И про вероломство единственной подруги, обострившееся как-то сразу на исходе зимы.

Да пошли они все, может, так, а?! Может, ну их всех, а?

Но нельзя так, нельзя!

Петр Иванович, он… он хоть и проблемный, но хороший очень. Это она сразу, как увидела его у больничной койки, поняла. И спас ее от верной гибели. Никто не спас, а он…

Макса забыть? Это вообще невозможно. Тело до сих пор сладко ныло от его рук и безжалостных властных губ. И то, что он шептал ей всю ночь, не казалось ложью. Там, в этом сладком, почти невнятном шепоте, было все! И любовь, и нежность, и будущее счастье. Как забыть это?!

И Тайка…

Той тоже требовалась хорошая взбучка. Срочно надо мозги ей вправить, встряхнуть как следует и напомнить о годах крепкой верной дружбы.

Не могли же все сразу восстать против нее? Не могли все врать, изворачиваться, лицемерить?

Нет, отступать поздно. Поэтому, невзирая на плевки манной каши, «гадину» и много еще чего лестного, Алиса продолжала держать дверь за ручку.

– Сука! – плюнула в нее тетка следом за внуком, прежде чем скрыться. – В пятьдесят второй твой неблагополучный! Своим скажу, они тебе ноги выдернут, сука!!!

Окончания истории с ее выдернутыми ногами Алиса уже не слышала, мчась наверх через три ступеньки. Один пролет, второй, третий. Ага, вот она, пятьдесят вторая. Ожидания не обмануты, все, как положено: обшарпанная, давно не крашенная фанерная дверь, ручка на одном шурупе, звонок мотается на длинном скрученном шнуре, в трех местах замотанный изолентой.

Звонить Алиса не стала, чего доброго током шарахнет. Принялась стучать кулаками и кричать, чтобы открыли.

Не открывали долго, хотела уже уходить. Потом дверь неожиданно распахнулась, и на нее глянуло опухшее небритое мурло Андрюшкиного отца. Ошибки быть не могло, они оказались похожи. Наверное, когда-то это чудовище с волосатым обвисшим пупком и в полосатых трусах до коленей тоже было вихрастым курносым подростком, но запойные годы сделали свое дело, и на Алису взирала теперь неприятно видоизмененная Андрюшкина копия.

– Чего изволите? – попытался быть галантным алкаш со стажем, даже чуть задницей мотнул, изображая полупоклон.

– Андрея позови! – приказным тоном потребовала Алиса и приврала: – Я знаю, он дома.

– А зачем он вам? – Левый глаз мужика алчно заметался, тогда как правый прищурился.

– Я из школы! – мгновенно пригвоздила его Алиса. – Позови быстро!

– Понял, – скуксился тот сразу, отступил на шаг, заорал куда-то себе за спину: – Андрюха, подь сюда, живо!