Не доставайся никому!

– Доказательство того, что это он тебя под сердце пырнул, – понизил голос до шепота мальчик.

– Что???

Кажется, она очень громко крикнула и привлекла внимание. Дверь Андрюшкиной квартиры приоткрылась, и оттуда выплыла чья-то одутловатая бесполая рожа.

– Все нормуль, сынуль? – прошепелявила заботливая мамаша, плохо соображая вообще, где она и кто она. – Гуляешь? Гуляй, сынок, гуляй…

По лицу и шее Андрея пошли красные пятна. Он судорожно засопел и начал заталкивать мать в квартиру, но та, как подошедшее не ко времени тесто, без конца норовила вылезти обратно. И при этом глупо хихикала, решив, видимо, что сын затеял с ней какую-то игру. Алису она в упор не видела.

– Я жду тебя на улице, Андрей. Жду! – проговорила та и побежала вниз по лестнице.

Наблюдать за этим чудовищным зрелищем было невозможно. Андрюшку стало жалко до слез. И себя вдруг сделалось тоже.

Что там он сказал про Аристова? Будто у него нашли доказательство того, что это он ее ударил острым заточенным предметом – так назвали орудие убийства в протоколе? А доказательством этот самый предмет только и мог служить, так ведь? Выходит, у Аристова в комнате нашли заточку?!

Как такое может быть?! Как такое может происходить с живым человеком?! Позвонил сначала ей в дверь, потом попытался убить, убежал, передумал и вернулся, спас ее, заботился потом, ласково улыбался?!

Алиса еле вышла из подъезда, так ей сделалось худо. Держась за бетонную шероховатую стену, дошла до металлического ограждения, венчающего вытоптанный летом, а ныне занесенный снегом палисадник. Села на металлическую с облупившейся краской трубу, сунула руки в карманы, вжала голову в плечи и ничего не видящими глазами уставилась перед собой.

Андрей появился минут через пять. Сел с ней рядом в точно такой же позе. Помолчал немного. Потом сказал:

– Это не он, Алиска. Ничего такого не думай, поняла?

– А как надо думать, Андрюша?

Она шмыгнула носом, сидеть было холодно и неудобно, и под левой лопаткой болело все сильнее, и реветь хотелось долго и с упоением. И восклицать каждую минуту: что же так все плохо-то, господи, почему все это происходит с ней?!

– Ему ее подбросили, – твердым голосом взрослого мужика откликнулся подросток. – Причем грамотно все сделали, сволочи…

– Не ругайся, – вяло сказала Алиса.

– Мы с ним в воскресенье по домам пошли, – начал рассказывать пацан, пряча подбородок в замызганный воротник легкой курточки. – Узнали, что и как. И я кое-что выяснил, а он ваще… Пришел отрешенный какой-то, честное слово. И начал меня гнать от себя. Я не понял и в крик. А он знаешь что сказал?

– Что?

– Она меня, говорит, узнала!

– Кто?

– А я знаю! Ни слова больше. И стал меня гнать, и тебя велел предупредить. Чтобы ты уехала. Потом успокоился маленько.

Голос у мальчика подскакивал в такт коленкам. Ему было невыносимо холодно в летних кроссовках на тонкой подошве, в футболке без рукавов и джинсах, но он должен был досказать все до конца, чтобы Алиса не думала ничего плохого. Дядя Петя больше всего этого боялся. Больше всего!

– Мы с ним из магазина с пряниками, колбасой, а тут возле двери уже мусора, – не умолкал Андрей. – И понятые с рожами любопытными. Что-то понудили, открывай, говорят. Он открыл. Они сразу в шкаф, будто в окно за ним наблюдали. А окон-то в хате нет!

– Окон нет, – кивнула Алиса, собирая в кучку мысли и чувства.

– Достают оттуда отвертку такую длинную, заточенную под шило. Все в мешочке, аккуратно. Ваше, спрашивают? Дядя Петя ухмыльнулся так вот, – посиневшие губы Андрюхи попытались сложиться в ироничную улыбку, не вышло. – И говорит, нет, не мое. Они все равно начали по бумаге строчить. Он тогда на меня глянул, головой мотнул и сказал, не верь. Сказал, все-таки достали, суки.

– Не ругайся! – оборвала его Алиса и по коленке легонько шлепнула.

– Не буду, – покладисто отозвался Андрюшка, вскочил с ледяной трубы, отморозившей ему зад, потянул теперь уже он и ее. – Идем, Алиска, а то замерзнем. Нас даже оттаивать теперь некому. Дядю Петю забрали.

– Забрали, – она послушно сделала за ним шаг, другой. И все же не выдержала и заревела. – Как же он теперь, Андрюшка? Давно забрали-то? Я даже не знала! Он теперь думает, что я…

– Он уже три дня там, – мальчишка взял ее под руку, сочувственно засопел. – Когда его выводили, он шепнул мне, чтобы я тебе сказал: это не он! Очень он за тебя переживал, Алиска.

– За то, что в тюрьму сядет, не переживал, а мое мнение его волновало? Чудак, ну какой же он чудак.

– Не, Алис. Он не чудак. Он умный очень. Он все сразу понял. И когда его уже вывели, он этому участковому с улыбочкой говорит…

– Сашка? Там был Сашка?! – перебила его Алиса, приложила магнитный кругляшок ключа к домофону, открыла подъездную дверь. – Почему он мне ничего не сказал? Почему не позвонил?

– Может, не до того ему было, – неуверенно пожал худенькими плечами подросток. – У него же тоже в семье какие-то неприятности.

– Да? Какие?!

Она удивленно вскинулась. Чтобы Сашка не поделился с ней – такое редко случалось. Обычно ему нравилось, когда она его жалела.