Не достигнуть координаты Х

Я в последний раз смотрел на холодное небо Прэтти-Вэста и понимал: этому прощанию не хватает огня. Мои руки быстро шарят по карманам пальто и находят там пачку сигарет. Я закуриваю.

Я закуриваю свою последнюю сигарету в Прэтти-Вэсте.

Буду ли я скучать по этому пасмурному небу?

Да.

Мою голову занимает скучающая мысль о том, что я провёл безвылазные девятнадцать лет в этом городе и провёл бы здесь столько же. Это были лучшие и худшие годы моей жизни. Они были живыми. Затем моё бренное тело окажется в чужом Лос-Анджелесе, где я буду пытаться не просто найтись среди толпы, но и найти самого себя. В Прэтти-Вэсте я себя нашёл. Но что будет там?

Я смотрел на свой любимый пасмурный город.

Поезд отбывает через девятнадцать минут.

– Извините, – вдруг окликают меня. – У вас не найдётся сигареты?

Я оборачиваюсь.

Голос был ближе мне всех остальных голосов.

Это был Дэниэл Кит.

Его не было на вчерашних проводах. Он не желал мне удачи и не говорил мне вчера, как сильно будет скучать. Но он обещался, что явится на следующий день, чтобы скрасить моё одинокое прощание с городом.

Он своё обещание исполнил, за что я стрельнул ему «Мальборо» красное.

– Благодарю, – закуривает Дэниэл.

Его движения привычно резки, а прищур гетерохромных глаз всё по-прежнему дружелюбен. На нём была та же коричневая куртка, потёртые джинсы и мантия из детских шаловливых воспоминаний. Но во всём остальном он изменился: его речь стала добрее, сократилось количество ругани, а с лица пропала всякая злость и запущенность. Он даже стал бриться чаще двух раз в неделю.

Но это был всё тот же Дэниэл Кит, которого я знал с детства.

– Прости, что не пришёл вчера, – говорит он. – Мне поставили ночную смену в «О’Нилл».

Просто он работал в самом дорогом ресторане Прэтти-Вэста.

– Да, я помню, – киваю я. – Рад, что ты пришёл сейчас.

Мой друг улыбается.

– Ты сильно изменился, Коул.

Я лишь вскидываю бровь.

– Рад, что ты наконец заметил мой новый имидж, – говорю я.

Кит усмехается.

Тогда я уже не носил ни чёрную толстовку из секонд-хенда, ни скинни-джинсы.

Провожать Прэтти-Вэст я решил в том же, в чём и ходил по его улицам последние несколько месяцев: в чёрной рубашке без воротника, чёрных прямых брюках и, конечно же, излюбленном синем пальто.

Мама говорила, что оно меня взрослит.

До отбытия поезда семнадцать минут.

– Красивое пальто, – с улыбкой произносит Дэниэл, оценивая мой гардероб.

– Спасибо.

– Почему именно синее? – вдруг спрашивает он.

По моей спине пробегают мурашки наперегонки.

Не глядя на своего друга, я говорю:

– Цвет хороший.

Я солгал.

Дэниэл тоже это прекрасно понимал.

Мы долго курили молча, провожая взглядом изнеженно печальный город и друг друга. До отбытия поезда оставалось десять минут: на входе в него уже привстал одинокий билетёр. Через десять минут я сяду в вагон и больше никогда не увижу ни своего старого друга, ни свои родные улицы, ни свой родной Хаскси-таун.

Мы переглянулись с Дэниэлом.

Руки жёг билет до Лос-Анджелеса.

Билет в один конец.

Мне было трудно произносить прощальную речь вслух. Я до последнего откладывал благодарность своему другу за долгие годы общения и поддержки. Я боялся, что после этих слов, после прощальных объятий мы останемся одни, каждый – по другую сторону мира. Я окажусь там, куда наши подростковые души не стремились. Я окажусь в очередном презренном одиночестве среди чужой толпы.

Я боялся, что так будет – и я прекрасно знал, что так и окажется.

Дэниэл Кит, глядя на меня, знал, что у меня первобытный страх серьёзных слов. Потому, видимо, он решил начать прощальную речь первым, передавая мне дух смелости, которым всегда обладал он, а не я. И, как оказалось, ему нужно было сказать мне гораздо больше слов, чем мне ему.

Мой друг немного печально посмотрел на меня и спросил:

– Ты скучаешь о ней?

И вновь этот холодок пробегает по мне.

– Конечно.

Мы снова с Дэниэлом неловко молчим.

Внезапно он лезет в рюкзак.

– Когда я виделся с ней в последний раз, – говорит Кит, выискивая что-то внутри своей багажа. – Она просила кое-что тебе передать.

Дэниэл достаёт оттуда чёрный кожаный блокнот и протягивает его мне.

Я не сразу узнаю его.

– Я не думал, что тебе стоило вручать это в течение прошедших полутора лет, – произносит мой друг. – Но либо сейчас, либо никогда больше.

Я судорожно открываю тот самый блокнот, который сам ей дарил.

Мой взгляд тут же цепляется за подпись на форзаце, написанную моей поспешной рукой – «ты должна стать из пародии настоящим писателем». Комментариев ниже не оставлено. Зато на следующей странице я вижу аккуратную каллиграфию названия чёрной пастой за несколько центов.

«Достигнуть координаты икса».

Моё сердце начинает биться чаще.

На лице всплывает нервная, но ностальгическая улыбка.

Я неуверенно смотрю на своего друга – страх сжимает мои руки, не позволяя идти словам дальше. Кит решительно кивает. Я заражаюсь его духом смелости, переворачивая следующую страницу, и вижу, как ровным почерком идут записи из множества простых и сложных предложений, похожих по стилю на раннего Паланика, но писала их не пародия, а настоящая писательская душа.