Не достигнуть координаты Х

В Прэтти-Вейсте было пасмурно и прохладно. Время – ровно час дня. Среда, девятнадцатое июня. Посреди Пятидесятого шоссе куча машин разрезало воздух, свистевший в ушах.

Именно в этот момент я испытывал самый большой страх в жизни.

Я боялся, что моя лучшая подруга, имя которой Джин Бэттерс, уже мертва.

Мой телефон неожиданно завибрировал.

От кого: Джин Бэттерс

1:03 ПП

Давай встретимся в Хаскис-парке сегодня в семь?

Всё хорошо.

Спустя минуту Джин получила нервно напечатанный ответ.

От кого: коул

1:04 ПП

почему ты не отвечаешь на звонки?

От кого: Джин Бэттерс

1:04 ПП

Не могу. Поговорим потом

Я смотрел на эти сообщения.

Я чувствовал, как моя паника постепенно уходит, но не до конца – что-то волнительное всё ещё оставалось во мне.

Я смотрел на клавиатуру и пустую строку для сообщения.

Я нервно печатал ещё одно сообщение.

От кого: коул

1:04 ПП

(черновик)

Не причиняй себе вред.

Я люблю тебя.

Я смотрел на эти сообщения.

Я смотрел на то, как ярко горит кнопка «отправить».

Я чувствовал, как эти сообщения должны быть прочитаны моей лучшей подругой.

Позже я пойму, какую же ужасную ошибку я совершил, не отправив ей эти слова.

Вечером в Прэтти-Вейсте всё было также пасмурно и прохладно.

В Хаскис-парке было одиноко и пусто; с любой точки можно было увидеть, как по дорожкам парка бродит разве что ветер. Часы на верхушке старой массивной церкви пробили ровно семь. Не осматривал свои владения даже пастор, не щебетали даже воробьи. Проезжая часть размещалась не так далеко от самого места, но с неё всегда доносились отзвуки машин. Сейчас даже их не было.

Меня всё ещё коробило чувство волнения, что что-то должно произойти. Я стоял в назначенном месте ровно в семь. Джин тут не было. Она была в сети в «Инстаграм» и около тринадцати минут назад выкладывала фотографию с именин в «историю». Я пытался внушить себе, будто всё хорошо: не может человек в предсмертной агонии заниматься тем, что выкладывать снимки в социальные сети.

Но у меня не было этого чувства.

Я мог чего-то не знать.

Я стою в Хаскис-парке две минуты – они кажутся мне вечностью. Её всё не было. Я стою ещё одну вечность и следующую. Холод уже пробирал мои лёгкие. Я беру в руки телефон, дабы написать своей подруге сообщение, но она опережает меня звонком.

Я облегчённо вздыхаю.

Я нажимаю на кнопку «вызов».

– Где ты? – спрашиваю я, но меня вновь опережают.

Это леденящий и безразличный голос Джин Бэттерс.

И он говорит мне следующее:

– У тебя есть пятнадцать минут, чтобы спасти меня от суицида.

Этот холод пробирает меня изнутри.

А голос всё продолжает произносить свои безразличные речи.

– Но ты не успеешь, – говорит он. – Поэтому просто выслушай меня.

Я пытаюсь его перебить.

Я пытаюсь остановить его и вставить своё слово.

Но у меня не получается.

– Я влюбилась в тебя, когда мне было десять. Именно тогда, когда мы раздавили твой велик. Именно тогда, когда я впервые услышала твой голос и увидела твои опухшие от слёз тёмно-синие глаза.

Сквозь короткую паузу для смешка, этот голос говорит:

– Естественно, это не было настоящей любовью. Я всего лишь вообразила твой образ из пары реплик и того, что видела на улице, когда ты гулял с лучшим другом. Мне всегда нравилось воображать разные интерпретации тебя, потому что невозможно было понять, что скрывается за образом тихого молчаливого мальчика с худыми коленками и бледным лицом.

В голос, полный бездушия, вмешиваются новые эмоции – привычная мне саркастичность.

Он говорит:

– Я и до сих пор не понимаю.

Я слышу шум проезжающих машин на фоне этого голоса.

Она на трассе.

Всё более привычный и знакомый голос Джин Бэттерс постепенно возвращается, продолжая зачитывать мне всё более и более пугающие мысли.

Дальше он говорит:

– Но не думай, что сейчас я стою на середине Хаскис-моста в попытке броситься с него по той причине, будто бы мои чувства к тебе безответны – а они безответны, я знаю.

Я смотрю на велосипед, брошенный рядом с последней лавочкой у церкви.

На середине Хаскис-моста.

Конечно, с того места, где я находился, мельком можно было разглядеть середину Хаскис-моста. И мне казалось, что я вижу её там.

На середине Хаскис-моста.

Я не думал.

Я просто схватил велосипед и помчался к назначенному месту.

Пятнадцати минут мне хватило бы за глаза.

Меж тем, голос Джин Бэттерс, наспех перешедший в беспроводные наушники, продолжал мне нашептывать предысторию своего решения о самозахоронении.

– Влюбленность в тебя – единственная причина, по которой я ведаю эту историю именно тебе, а не кому-то ещё, – говорил мне её голос. – Не Виктору Полански, который наверняка сейчас разрывает нас обоих по проводам, или, не дай боже, своей сестре, которой вряд ли приходит моё имя в голову чаще одного раза в месяц.

Сделав глубокий вдох, голос решительно сказал:

– Я совершаю суицид не из-за тебя.