Не достигнуть координаты Х

Полански с некоторое время курит молча.

Он приковывает к себе всё моё внимание, он хочет, чтобы я вслушивался в каждое его слово, чтобы смотрел на каждую его морщинку во время разговора. Я смотрю на его лицо с прищуром: оно освещается ослепительно ярким, жёлтым солнцем, выглянувшее из-за крыш понурых синих домов.

Виктор делает последний затяг и спрашивает:

– Тебе нравится Джин Бэттерс?

Синий и жёлтый.

Картина Дэвида Финчера.

Какая трагедия.

Я опускаю взгляд в свои пятки. Серый пепел крошится на мои белые кроссовки и теряется в сером асфальте. Я избегаю жгучих голубых глаз, избегаю ответа на вопрос, хотя прекрасно его знаю. Я не хочу озвучивать его вслух.

Он никому не понравится.

– Как друг – да.

Виктор недовольно мычит и стреляет бычком в урну.

Его разочарование настолько велико, что он закуривает ещё раз.

Во мне резко вспыхивает жажда объясниться. Я вскакиваю с места и, жестикулируя так же активно, как и мой друг несколько реплик назад, чуть повысив тон разговора, пытаюсь оправдать собственную невиновность не столько в глазах Виктора Полански, сколько в своих собственных.

Я говорю:

– А что ты хотел услышать, Виктор? – я настолько возбуждён, что теряюсь в словах и часто запинаюсь. – То, что я без памяти влюблён в Джин Бэттерс, хотя за весь сюжет этого романа не дал ни одного намёка на это? Мы не в фильме про подростков живём. Да, я люблю её, я люблю её, как друга, и я не хочу терять её.

Мой друг внимательно смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

Он настолько увлечён моей речью, что даже не курит.

– Я не стану ей врать, будто влюблён в неё, – мой голос резко становится тише. – Не стану притворятся её парнем, лишь бы она не грустила. Она заслуживает настоящей любви, а не какой-то фальши с моей стороны. Я не хочу, чтобы она потом страдала, а она наверняка будет – от осознания той лжи, которую я ей дам, притворившись её любовником. Я готов сделать всё, чтобы она была счастлива, но лгать во имя её спасения я никогда в жизни не стану.

Я поднимаю глаза на Виктора и жду его реакции.

Она приходит незамедлительно.

Полански тут же говорит:

– Повтори.

Я недоумённо вскидываю брови.

– Что именно? – спрашиваю я.

– Последние несколько предложений, – мой друг снова начинает курить. – Начиная с тех слов, где ты говоришь, что любишь её.

Я пытаюсь вспомнить сценарий и вновь начинаю:

– Да, я люблю её…

– Нет, – Виктор мотает головой. – Не мне. Ей это скажи.

Мы снова смотрим друг на друга.

И тогда Виктор Полански заканчивает эту сцену следующими словами:

– Она должна это услышать.

E3(-06;-18)

В Прэтти-Вейсте сегодня пасмурно.

Яркое солнце ушло за длинную черепицу крыш.

Без толстовки холодно.

Я отчаянно пытаюсь дозвониться до Джин всю дорогу от Виктора до своего дома, но она то не отвечает, то сбрасывает звонки. Сегодня среда. Скорее всего, она вскочила с кровати в семь утра и умчалась на занятия в школе, страшась упустить хоть один урок. Но как же похмелье?

После очередного сброшенного звонка я смотрю на время. Одиннадцать тридцать два. Время урока. Я обращаю внимание и на сегодняшнюю дату – девятнадцатое число, – и моё сердце резко останавливается на вдохе.

Девятнадцатое июня.

В календаре обведённое красным число.

Я представляю, как на телефон Джин приходит уведомление с пометкой «0 дней», либо же «сегодня», и у меня сводит ноги. Я чувствую, как время быстротечно, как оно проходит сквозь пальцы и перед моими глазами: я считаю секунды и понимаю, что могу потерять абсолютно всё после каждой. Я срываюсь с места, бегу на красный, судорожно открываю дверь подъезда ключами и бегу прямиком до той самой квартиры на четвёртом этаже, где живёт моя подруга.

Дверь мне открывает её мать.

– Здравствуй, Коул! – радостно приветствует она меня. – Джин сказала, что ты зайдёшь.

Женщина пропускает меня на порог квартиры, и я неуверенно захожу.

– Она дома? – спрашиваю её я, когда та уходит вглубь квартиры.

Мама моей подруги скрывается за дверьми её спальни.

– Нет, конечно! – кричит она оттуда. – Она на занятиях.

Я оглядываю коридор во время её отсутствия.

Её куртка висит на вешалке. На полу, где-то рядом с проводами, валяется её старый рюкзак с торчащим стареньким диктофоном. Другие комнаты пустуют в тишине – дома никого, кроме матери Джин, не было.

Женщина продолжала со мной диалог.

– Я тоже предлагала ей остаться, – её голос был бодр. – Но она так и рвалась в школу. У неё какой-то зачёт или что?

Вскоре она появилась в моём поле зрения.

Женщина шла ко мне с чёрной толстовкой в руках.

– Видимо, она боится прогулять очередной урок литературы, – пытаюсь улыбнуться я.

Мама Джин смеётся.

– Да! – восклицает женщина. – Она это любит.

Я быстро взглянул на неё. Тёмно-русые волосы женщины были собраны в поспешный пучок, но её вид не становился от этого неряшливым – он как-то молодил её. На лице явно не молодёжного возраста не прорезалось ни одной серьёзной морщинки.