Не достигнуть координаты Х

В губах я оставляю одну сигарету, вторую же просовываю меж своих пальцев и даю прикурить Джин, поднося прямо к её рту.

Она без стеснения затягивается.

– Ты их боишься? – спрашиваю я и терпеливо жду ответа.

Джин не сразу понимает, о ком речь.

Она вскидывает брови, а моё лицо остаётся спокойным. Где-то позади падает окурок того мужчины. За несколько метров от нас загорается зелёный, и автомобили стремительно рассекают воздух.

Время – половина третьего.

Скоро уроки закончатся.

– Не то, чтобы, – сдавленно тянет девчонка. – Просто… неприятная тусовка. У нас с ними что-то наподобие конфликта.

Меня вполне удовлетворяет ответ.

– Они слишком любят себя, – я тушу подошвой свой окурок.

Теперь одна сигарета.

Девчонка отдаёт свою сигарету мне. Отныне она общая.

– Я им завидую, – совсем тихо произносит Джин. – Тоже хочу любить себя.

Нашего окурка хватит на два затяга.

Я протягиваю его девчонке и едва чувствую кожу её губ у своих фаланг.

– Я тебе завидую.

Джин откашливается.

О, так теперь слухи правда?

– Чему завидовать? – девчонка удивлена и усердно пытается выкашлять дым.

Но по слухам Джин блюёт, а не кашляет.

Значит, ложь.

– У тебя всегда волосы идеально уложены, – я затягиваюсь и бросаю окурок. – Что ты для этого делаешь?

Девчонка сдавленно смеётся.

– Голову мою, блин, – говорит Джин и скрещивает руки на груди.

Я шокировано вздыхаю и подношу ладонь к лицу.

Джин хохочет.

– А мне что делать? – я хватаюсь за свои волосы и пытаюсь их как-то уложить.

Девчонка встаёт на носочки и убирает мои волосы набок.

– Тебе укладывать нечего, – прыскает она.

Я пытаюсь закатить глаза так, чтобы увидеть свою идеально уложенную причёску и поблагодарить Всевышнего. Обкуренные ладони складываются у моего рта, и я осыпаюсь молитвами на трёх бычках.

Надо мной всё ещё нависает тот мужчина. Он не курит.

Вполне похож на Бога.

Джин пытается скрыть свой смех и прикрывается ладонью. Я молюсь. Я каюсь в грехах своих неуложенных волос и благодарю Бога за сегодняшний день, за Джин и за Виктора, которых Он ко мне послал.

Бог с верхних этажей довольно качает головой.

Молитва заканчивается.

– Какие планы после службы? – спрашиваю я, спрятав руки в карман толстовки.

Джин усмехается:

– Тебя к контрольной подготовить.

Вот и мои планы на сегодня.

Простите, девчонки с Нильского проспекта, прошу у вас всех прощения, я не смогу покурить с вами в туалете.

Сегодня я занят учёбой с ненавистной вам девчонкой.

– А мне за шоколадкой сходить надо, – говорю я. – И за сигами.

Джин пожимает плечами.

– Видимо, наши пути сейчас разойдутся.

– Видимо, – киваю я.

Всевышний провожает нас до развилки, и я обнимаю Джин на прощание.

Тут-то наши пути и расходятся: её – в Хаскис-таун, а мой – до «15/86» на не самом любимом Нильском проспекте.

B3(05;01)

С порога квартиры меня резко одурманивает мешанина «Винстона» и какого-то дорогого мужского одеколона. Я всё больше и больше привыкаю и завидую тому факту, что Джин не чувствует запахов – среди такой вони жить-то, собственно, невозможно.

– Добро пожаловать в притон, – иронически произносит она и приглашает войти. – Мой дом – твой дом, только на два этажа ниже.

Я задыхаюсь.

Планировка квартиры точно такая же, как и моя: длинный коридор, кухня за первой дверью, совместная ванная с туалетом. Из отличий – площадь и количество комнат. Я жил в двухкомнатной квартире, когда как у Бэттерсов было целых три спальни.

В длинном узком коридоре смиренно стояли картонные коробки, телевизионный ящик и даже магазинная вывеска, но больше всего – горшков с растениями. Из-под пыльного покрова вылезали зелёные листья и расцветающие бутоны, провожающие гостей грустными глазами. Растения будто тропиками тянулись от самого входа и продолжались за дверьми спален – правда, комната Джин резко отрезала меня от растительного мира.

В её спальне было всего лишь парочка горшков.

Орхидеи.

– Никогда в жизни не заведу цветы, – бросает девчонка, закрывая двери.

Джин небрежно приглашает меня сесть за свой рабочий стол, на котором аккуратно стояли ноутбук, стаканчик с канцелярией и стопка тетрадей. Постель, расположенная рядом, не заправлена: серое одеяло и тёмный клетчатый плед смешались друг с другом, образуя грязное пятно.

Девчонка проходит к длинному узкому шкафу, открывает его и оказывается среди сотни книг, битком набитых меж крохотных полок: здесь оказывается и Сартр, и Паланик, и Дуглас Адамс, и классики, и научные издания. Корешки разных цветов пестрят и играют на солнце, словно драгоценные камни, хвастаясь своим именем и названием.

Я зачарованно подхожу к ним же.

– Ты так любишь Паланика? – спрашиваю я.

Джин садится на корточки перед своей книжной коллекцией.

– Да-а, – ухмыляется она. – Особенно на математике.

Для работ Паланика здесь выделена целая полка – пустует лишь одна щель для «Бойцовского клуба», который сопровождает меня последние несколько дней.

– Какая твоя самая любимая?

Девчонка колеблется с минуту.

Она оглядывает полку с любимым творцом и пробегается взглядом по корешкам.

– Вот эта.

Джин выуживает роман с незамысловатым названием «Призраки».