Я отрицательно помотал головой.
Мы поднимаемся на второй этаж. Кит без ключей открывает массивную дверь своей квартиры и, пропуская меня, кричит с порога:
– Я с Прэзаром!
Миссис Кит выглядывает в коридор в домашней одежде и мило улыбается мне. Её мокрые тёмные волосы собраны в пучок, глаза чуть слезятся, а в руке она держит острый нож.
Женщина с насмешкой бросает:
– Я для гостей сегодня не наряжалась.
– А мы с тобой в одной лодке, – Дэниэл проходит мимо неё в свою спальню. – Он сказал, что не голоден.
Я следую за ним и кивком приветствую миссис Кит.
Она прислоняется к косяку двери и спрашивает:
– Как дела у Каррен?
– Хорошо, – говорю я.
– До сих пор допоздна на работе?
– Да.
Миссис Кит вздыхает.
– Тяжело ей.
Я опять киваю.
Особой разговорчивостью я никогда не отличался, и миссис Кит это прекрасно знала. Поэтому наш диалог стремительно закончился, и мы разошлись по разным сторонам.
Я закрыл двери спальни.
Эта комната была точно такой же, какой я помню её пару, пять, десять лет назад. Здесь всё те же синие стены – такого тёплого, василькового оттенка; над кроватью висят старые потёртые плакаты с «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Пинк Флойд» и прочими. Среди них встречались и фотографии семьи Кита, сделанные на старую цифровую камеру.
На одной из фотографий есть я. Там мне шесть. На этом снимке я держу Кита за побагровевшие уши, а сам мальчишка широко улыбается. В этой улыбке не хватает трёх зубов. У меня фиолетовые и синие пятна на шее. Перед нами стоит большой шоколадный торт с семью свечами.
У Дэниэла день рождения.
Я поднимаю взгляд вверх. С небольшой круговой люстры свисают модельки самолётов. Одна лампочка выбита. На потолке остался зелёный след от какой-то нашей детской шалости.
Кит раздвигает тюлевые шторы.
– Присаживайся, – говорит парень и сам садится на стул.
Я сажусь на край кровати.
– Как в школе?
– Как обычно, – тут же отвечаю я. – Тебя потерял Штенберг.
Парень удивлённо ведёт бровью.
– Что же ему от меня нужно?
Я сплетаю пальцы в замок.
– Он спрашивал, серьёзно ли ты заболел.
Кит прыскает:
– Это не Штенберг спрашивает, а ты.
– У меня другой вопрос, – я выпрямляюсь. – Что это за больничный такой, при котором ты разгружаешь машины?
– Чёрт возьми, Прэзар, – усмехается Дэниэл и откидывается на спинку стула. – Мне просто нужны карманные деньги. Мой отец не против.
На ум мне приходит, что отец Кита – один из начальников поставочной компании. Его грузовики развозят товары по конкретным районам Прэтти-Вейста, странным образом раскиданных по всему городу.
Прибыли от такого дела достаточно, чтобы позволять своей жене не работать.
– Он не против того, что ты прогуливаешь школу?
Кит закатывает глаза.
– Не так уж много я и прогулял, – замечает он.
– Не так уж часто я тебя в школе и вижу, – тут же вставляю я.
– Да какая разница, Прэзар? – фыркает парень. – С каких это пор тебя волнуют мои прогулы?
Я неуверенно сглатываю и произношу:
– Ты мой друг.
Кит безо всякого стеснения отвечает:
– Твой друг – Полански.
Мой приятель сдавленно прокашливается в кулак и отворачивается на стуле. Его взгляд поспешно бегает по бардаку на столе, после чего Кит внезапно хватает кружку с сомнительным содержимым и делает пару глотков.
Я не знал, чай это или газировка за полцента, но напиток явно не был свеж.
От его испития я отказался бы, но Кит так и не предложил.
– Если мы перестали общаться, как прежде, – пытаюсь выдавить я. – Это не значит, что ты не имеешь для меня зна…
Парень решительно ставит кружку на стол и перебивает меня:
– Мы, к слову, вообще не общаемся.
Я не узнаю прежнего Дэниэла Кита.
Я сижу в комнате прежнего Дэниэла Кита и разговариваю с человеком, очень на него похожим. У этого Дэниэла Кита есть та же черточка шрама на носу, и всё те же странные глаза с гетерохромией, но он совершенно другой, неузнаваемый. Этот Дэниэл Кит всё так же грамотно смешивает поставленную речь с руганью, прямо как и его отец, но его голос совершенно иной, не такой приятный и дружеский, как два или пять лет назад.
Этот Дэниэл Кит – чужой.
Я в ловушке.
Этот Дэниэл Кит тупит взгляд в потолок и, спустя некоторое время, спрашивает:
– Как у Джин дела?
Я не сразу отрываюсь от размышлений.
– Нормально.
– Как у Виктора дела?
Я поднимаю взгляд на собеседника.
– Ты же его ненавидишь, – едва ли слышно роняю я.
Кит удивлённо вскидывает брови.
– С чего ты взял? – парень обращает взгляд на меня. – Полански – хороший малый. Я впервые увидел его в столовой в десятом классе. И знаешь, что он делал?
Тон Кита переходит на заговорщицкий, и он демонстративно наклоняется ко мне.
Юноша хитро щурится и говорит:
–
Этот факт меня особо не удивил.
Наверное, потому что я больше знаю о книгофилии своего друга.
Кит снова деловито прислоняется к спинке своего стула и свободно вытягивает ноги.
– Тогда я подумал, – продолжает он. – Если он станет популярным, у нашей школы ещё есть шансы.
Я лишь хмыкаю.
Дэниэл Кит никогда не пользовался спросом в нашей школе.