Не достигнуть координаты Х

Я таращусь во тьму и вижу, среди цветных бликов и отблеска пластикового серебра, знакомые названия: «Хейнекен», «Амстердам», «Корона» и даже «Гараж». Я вижу изорванные банки, разбитые и целые бутылки, и меня пугает не их наличие, а их количество, свидетельствующее явно не об одной и не о двух удачных попойках.

У меня в голове серьёзные, грузные мужчины, все в следах сажи и щепках от деревянных ящиков. Следом – чёрный вход «Хаскис-24», ещё – вонь дешёвого одеколона и пшеничные ароматы пива в этом магазине. Я чувствую ненавистный мне синий «Винстон» и там, и сейчас, и вспоминаю, как пах страх первой покупки пива в «Хаскис-24» по фальшивой лицензии – именно так, как я сейчас чувствую.

Я вспоминаю Дэниэла Кита в тот страшный момент – каким красивым и молодым он был. Я вижу все его мелкие подростковые прыщики, задорные глаза и живое лицо. Я вижу Дэниэла Кита, совершенно чужого, сейчас – с красным лицом и долгим, дохлым взглядом.

Картинки различного сорта и вкуса строятся в моей голове, складываясь в одно довольно жуткое камерное кино – и я плачу в конце. Один из очередных перформансов Дэниэла Кита, о которых он меня не оповестил, да и на которое, между прочим, меня не приглашали.

Я встаю с пола и не смотрю на актёра.

Я не знаю, что написано на его лице.

Аплодисментов нет.

Я быстро засовываю свой телефон в карман джинсов и, преодолев расстояние между кроватью и дверью, без вежливых прощаний и слов удачи ухожу, напоследок лишь бросив самому исполнителю:

– Да. Я знаю.

D2(-05; -24)

Тяжелый шаг в плотных кожаных берцах легко отличим от всего остального звука. В особенности, если этот звук распространяется в тёмной вечерней тишине, среди застывших качелей и сырой земли.

Джин подходит ко мне сзади, хватает за плечи и наклоняется к уху, демонстрируя преимущества стоящего человека над тем, кто сидит в детских качелях.

Она говорит:

– Чем же я могу быть полезна в столь поздний вечер?

Она перечисляет возможные причины своего появления от и до: стало быть, моя просьба об её компании была вызвана сократившимся количеством сигарет в моей пачке, или, быть может, причиной моей просьбы стала смертельная скука, какая она бывает у всех в типичный вечер четверга.

– Коли это так, – провозглашает Джин. – Или вы нашли другой повод для встречи, то я ни за что вам ни в какой услуге не откажу.

Истинную причину Джин не отгадала.

Я молчал.

Девчонка резко отстранилась от моего затылка, убрала ладони с холодных швов куртки и сменила ракурс встречи. Теперь я вижу свою собеседницу во всей красе: синее пальто сменилось чёрной «пилотской» ветровкой, очки пропали с покрасневшего носа. Неизменным остался лишь взгляд – волнительный и слегка очарованный, с которым Джин способна смотреть только на две вещи.

Одна из них – пачка красного «Мальборо».

– Что случилось? – спрашивает она.

Другая вещью не считается.

Мне еле хватает сил, чтобы посмотреть ей в глаза.

Теперь у меня большее преимущество – Джин сидит на корточках.

Я чувствую, как наши пальцы соприкасаются друг с другом в нескольких миллиметрах кожи у ногтей. Чуть позже – осязается мягкая подушечка пальцев. Идущие следом фаланги и костяшки, озябшие от холода, уже оказываются в моей власти, но это ещё не конец игры.

Мы продолжаем смотреть друг на друга.

– Есть проблема, – наконец говорю я.

Джин чуть наклоняет голову вперёд, чтобы чётче расслышать слова.

В моих руках – её ладони.

– Не моя, – уточняю я. – Мне кажется, что ты в этом разбираешься. Я хотел поговорить с тобой об этом.

Никто из Хаскис-тауна нас не услышит.

Наш разговор настолько секретен, что весь город единомоментно глохнет. Наши голоса определяются высочайшей из частот, нас слышат только киты и космонавты. Но даже для них наш разговор не понятен и является связкой пустых слов и действий.

– Интересно, о чём?

Джин удивлённо вскидывает бровь.

Я наклоняюсь к ней ближе и говорю:

– Мне кажется, у Кита депрессия.

Я больше не чувствую её рук.

Джин вновь меняет ракурс разговора: резко встаёт и садится на соседние качели. Раздаётся отвратный скрип железных цепей. Девчонка отстранённо пялится вдаль меж фонарей и цветных окон, она медленно щурится, раздумывая над моими словами.

Джин достаёт пачку сигарет.

– С чего ты взял?

Она закуривает и небрежно бросает пачку с зажигалкой в карман куртки.

Её ладони слегка подрагивают – вместе с ними трясётся сигарета. На джинсы падают ошмётки серого пепла, выглядевшие словно маркие снежинки на чёрной земле.

Я не остаюсь в стороне и закуриваю вместе с ней.

– Я был у него дома сегодня днём, – продолжаю я. – Он рассказывал историю человека, жизнь которого изменилась в кардинально худшую сторону. Он не называл имён, обстоятельств и ничего не конкретизировал, но мне кажется, что это его история.

Я обращаю свой взгляд к земле под ногами.

Моим белым «Найкам» придёт конец.

– Он остался один, потерял интерес к жизни и будущему, – объясняю я. – Он перестал ходить в школу.

– Он не сказал, почему?

Я тяжело вздыхаю.

– Он работает грузчиком на отца, – я чувствую подозрение в лице Джин. – Я видел. Он сказал, что ему нужны карманные деньги.