Дэниэл, безусловно, был умён и общителен. Он никогда не отказывал в помощи и не унижал никого, кто того не заслуживал. Людей вокруг напрягала его бунтарская натура, выраженная в трансгуманистических взглядах и безразличном отношении к запретам курения на школьном участке. А ещё от него всегда воняло дымом и дешёвым отбеливателем.
Особой популярностью не отличался и его лучший друг – Коул Прэзар.
В средней школе нас называли «антисоциальным тандемом».
– Ты тоже радоваться должен, – вдруг усмехается Кит. – Теперь Коул Прэзар не просто аутсайдер, а самый красивый аутсайдер.
Парень поднимается с кресла.
Он подходит к окну и распахивает его настежь. Несколькими машинальными движениями Кит достаёт пачку «Винстона» и быстро их закуривает, без предупреждений и извинений.
Я лишь сдавленно роняю:
– Я просто хотел подружиться с Полански.
Кит одобрительно ведёт бровью и говорит:
– Твоя мечта исполнена, – он делает затяг. – К чему претензии?
Парень возвращается к своему креслу.
– Мне не нужна была популярность, – решительно произношу я.
Со стола мой собеседник берёт пепельницу в руки и, поворачиваясь ко мне всё в той же свободной и вульгарной позе, продолжает:
– Но ты и не против.
– Я и не «за».
– То есть, тебе всё равно?
Я пожимаю плечами.
Два года назад я мог сидеть в этой комнате и чувствовать себя свободно. Меня радовало общество Кита, общество миссис Кит, даже общества мистера Кита – какой бы сильной не была моя боязливость к отцу своего друга, я находил в нём что-то родное и приятное. Но сейчас я не чувствую той теплоты в семье Кита, которой она обладала раньше.
Я прекрасно понимал, почему.
На люстре с одной выбитой лампочкой висят синие деревянные самолёты. Будучи ребёнком, Дэниэл любил собирать модели машинок и самолётов. Вскоре сборка самолётов перетекла в некую мечту – желание стать лётчиком-испытателем. Дэниэл был абсолютно здоровым ребёнком, наворачивавшим круги вдоль Хаскис-парка и пинавшим мячи во дворе.
Все единогласно верили в его цель.
На люстре с одной выбитой лампочкой четыре самолёта следуют друг за другом в шахматном порядке. У одного самолёта не хватает крыла.
Я обращаю на это внимание курящего пилота и говорю:
– У вашего судна повреждено крыло.
Кит присматривается к раненому борту и лишь прыскает.
– Он же летает.
– Скоро свалится.
Парень задумчиво останавливает на мне взгляд и вскидывает бровь.
Я смотрю на самолёты и вижу, как у другой синей модельки не хватает поворотного руля. У третьей совсем отсутствует двигатель. И лишь одна из синих моделек идеальна и не тронута хозяйской небрежностью.
– Когда ты смотрел на эту люстру, – задумчиво произношу я. – Ты всегда говорил, что станешь лётчиком.
Кит безразлично хмыкает:
– Я помню.
– И у твоей жены будет жёлтое шёлковое платье.
Парень усмехается.
– Она будет самой счастливой женщиной в мире, – говорю я.
Кит делает очередной затяг и, выпустив клуб дыма, замечает:
– Мой дом не лучшее место для ностальгии, Прэзар.
Я сдавленно улыбаюсь.
– Я в твоём доме провёл времени больше, чем в собственной квартире.
– О, знаю, – прыскает парень. – Мой дом – кризисный центр Коула Прэзара.
Ностальгия резко пропадает.
Мама говорила, что при любой опасности мне нужно тут же выбегать из дома и бежать до Хаскис-таун, два, к семье Кит.
В тревоге всё застывает внутри.
Я пытаюсь взять себя в руки. Колени предательски подрагивают, но я не знаю, почему. У меня всё больше желания сбежать отсюда, но всё меньше наглости на этот поступок.
Кит застыл в таком же тревожном молчании. Его взгляд – не на мне, его мысли далеки отсюда, и я чувствую, в каком пространном одиночестве мы находимся друг с другом.
Меня душит паника.
– Здесь ничего не изменилось, – вдруг выпаливаю я, отчего Кит возвращается к нашему разговору.
Мне нужно отвлечься.
Парень курит дальше. Он качает головой, с прищуром глядя куда-то в угол спальни. Ничего примечательного там нет, кроме чуть торчащей розетки, но взгляд Кита приковало к этому месту.
Всё же, спустя некоторое время, парень говорит:
– Ты прав.
Я жадно хватаю прокуренный воздух.
Но Кит стряхивает пепел и продолжает:
– Разве что, я изменился, – юноша саркастически прыскает. – Изменения в себе редко замечаешь. Каждый день приходишь со школы, смотришь на эти фотокарточки, плакаты, включаешь музыку погромче. И так чертовски приятно!
Довольная ухмылка расплывается на лице собеседника.
В глазах Кита, в той голубой крапинке блестит отчаяние.
– Но потом ты замечаешь, что музыка стала тише. На следующей неделе тебе лень идти в школу. Общество тебя заколебало. Позже – ты не хочешь быть лётчиком. А кем ты хочешь быть, ты, мать твою, не знаешь, а потом тебе и вовсе похрен.
Я шокировано наблюдаю за тем, как совсем не бесконечная сигарета в руках Кита до сих пор не заканчивается, а разочарование в голосе юноши растёт с каждым словом.
Парень продолжает: