Не достигнуть координаты Х

– Хорошо-о, – задумчиво тянет она. – Но он был с тобой откровенен в ту встречу.

И поясняет:

– Внезапная откровенность – это тоже один из симптомов.

– Он мог быть откровенен со мной, потому что долго хотел высказаться об этом. И меня это казалось. Ты так не думаешь?

– Вполне логично, – устало вздыхает Джин.

Я медленно докуриваю сигарету и начинаю кое-что осознавать.

Что, если всё перечисленное Джин – правда?

Что, если я в последний раз видел своего потерянного друга?

Пугающие мысли настигают меня. Я вижу лицо Дэниэла детально, до мельчайших морщин, а потом оно медленно бледнеет, стирается до чистого листа. Одно мгновение – его нет.

Все воспоминания с ним резко загораются. Но одно мгновение – их нет. Они словно на конце сигареты: последний затяг – и сигарета гаснет.

Я смотрю на белый бычок меж своих стоп – он похож на маленький гроб.

Мне буквально нечем дышать.

– Ты правда думаешь, что у Дэниэла могут быть суицидальные наклонности?

Джин смотрит на меня.

На моём лице ни следа спокойствия.

– Я не знаю его, Коул.

От её ответа лучше не становится.

Немного погодя, девчонка говорит:

– Возможно, у него подростковая депрессия, связанная со взрослением, расширением сознания и разрушением детских надежд. У него была в детстве какая-нибудь идея или цель, которая рухнула в подростковые годы?

Я всё ещё смотрю на белый бычок под ногами.

Усмехаюсь:

– Все его идеи шли от отца, – я закапываю бычок в землю. – И, как мне кажется, «философия Хаскиса» с годами лишь укреплялась в его сознании, а не разрушалась.

– «Философия Хаскиса»? – уточняет подруга.

– Философия того, что человек не может решить сам, каким будет его путь развития – это решает его социальная принадлежность. Мы живём в социальной группе «Хаскис-таун». Мы не развиваемся.

– А что мы делаем?

– Рождаемся в Хаскисе и умираем в Хаскисе.

Джин ухмыляется.

– Как депрессивно, – говорит она.

– Ни один философ в мире не пострадал.

Девчонка ведёт бровью и тушит сигарету о подошву ботинок.

– У моего брата есть не то, что философия, – произносит она позже. – Скорее, концепция. Он называет её «путь к точке икс».

Я искоса засматриваюсь на чёрные берцы.

– В чём она заключается?

– Он сравнивал развитие человека с функциональной зависимостью y=f(x), где переменная «икс» – независимая, так как мы вольны выбирать любое её значение, когда как «игрек» зависит от значения икса.

– Так он перечитал учебник математики, – замечаю я.

– Он его написал.

– Я тоже стану философом, – я вновь закуриваю. Математика пугает меня больше смерти. – В чём суть его концепции?

Моя зажигалка резко начинает вредничать.

Джин подаёт мне свою и с лёгкой улыбкой продолжает:

– Первые годы жизни ты – переменная «игрек». Ты всегда зависим от решений своих родителей и тех, с кем ты растёшь. Но ты должен прийти к своей независимости. Тем самым, путь взросления – это путь к точке «икс».

– Ого, – я с благодарностью протягиваю зажигалку. – Я теперь точно философом стану.

– Правда, – Джин прыскает, принимая зажигалку. – Мой старший брат немного другого мнения о взрослении. Взрослый человек полностью отказывается от своих родителей, их суждений и мыслей. Для него родителей не существует. Поэтому оригинальное название его концепции – «не прийти к точке икс»16.

Я усмехаюсь:

– Я никогда не повзрослею.

– Я и не собираюсь, – между прочим бросает Джин и отворачивается.

Тут я кое-что понял.

Вечеринка у Розмари Гейз.

Шутки о суицидальности тех, кто поступает в Принстон, и «мне просто повезло».

Девятнадцатое июня.

«33 дня».

«Так я гений или самоубийца?».

«Миф номер восемнадцать – алкогольное общество Джин Бэттерс убивает, и она в его активном поиске».

Я не собираюсь взрослеть.

Я смотрю на Джин.

На её грустные глаза.

С языка тут же срывается лишь одно:

– Ты когда-нибудь думала о смерти?

Джин с ужасом смотрит на меня в ответ.

Что стало с той маленькой десятилетней девочкой, которая вместе со мной пялилась в небо поздней ночью? А что случилось с самой умной ученицей в школе, о которой я слышу столько мифов? Что же произошло с той девчонкой, которая после вечеринки Полански отрезала себе волосы по плечи?

Она здесь: глядит на меня своими грустными глазами и давится слезами.

Она нервно достаёт последнюю сигарету из пачки и едва зажигает её меж своих зуб. Её руки трясутся, а от первых затягов она чуть ли не задыхается. Она шумно вдыхает дым сигареты и медленно выпускает его, всё также глядя на меня.

Я почти срываюсь с холодных качелей.

Мне и без слов ясен ответ.

– Думала, – с трудом выговаривает Джин и продолжает курить.

Меж нами зависает напряженная пауза.

Мы смотрим друг на друга – совсем чуть-чуть, – и стыдливо отводим глаза.

Дальше я лишь спрашиваю:

– Ты до сих пор об этом думаешь?

Джин кивает.

Я бессильно поворачиваюсь к ней.

Она всё также не смотрит на меня.

– Ты хочешь поговорить об этом?

Джин жмёт плечами.

Мысли тяжело даются в эту минуту.