Не достигнуть координаты Х

– Ты обращалась по этому вопросу к психотерапевту или… – я тут же обрываюсь и спрашиваю напрямую: – Тебе есть с кем об этом поговорить?

Джин долгое время не отвечает.

Позже она мотает головой.

Где-то раздаются шорохи позади нас – может, это колышет ветер в листве, а может, уличные кошки вышли на привычную свою ночную прогулку. Я не знаю. Ровно так же я не знаю, что мне говорить сейчас. Реплики теряются у меня в голове и не доходят до языка. Впрочем, хватает одной минуты, чтобы слова, прерываемые ветром и чужим шумом, вырвались с моих уст и, возможно, долетели до собеседницы.

Я начинаю говорить:

– Я могу тебе чем-нибудь…

И кто-то, очень нам знакомый, заканчивает за меня:

– О чём это воркует главная парочка Хаскис-тауна, вы мне поведаете? Или это секрет?

Подавленность моей подруги по щелчку сменяется на её саркастично-насмешливый настрой, но оттенки испуга и печали остаются в нём.

Мне же не хватает актёрства на сокрытие собственного ступора от пришедшего.

Джин поворачивается к нашему другу и говорит:

– Мы не парочка, Дэниэл.

Наш новый друг, видимо, явившийся на недавние поминания о нём самом, стоял прямо позади наших спин и подозрительно, с привкусом детского любопытства, разглядывал лица каждого из нас, сверху вниз. От него несло перегаром настолько, что моя подруга заработала себе нервный тик на правом глазу, а я чуть ли не подавился от этого яда. Его руки были чисты, но я абсолютно уверен – в них текла чёрная густая кровь.

Я не видел его глаз.

Мне казалось, что вместо них – чёрные лощины, поглощённые злостью и тоской.

Потому, когда Дэниэл Кит ещё раз обратился к нам, я подумал, что в его голосе и не пахло дружелюбностью и хорошим настроем – и оказался прав.

Кит сказал:

– Может быть, мы объединимся и станем главной троицей Хаскис-тауна?

D3(05;-24)

Дэниэл Кит закуривает зловонный «Винстон».

Я следую его примеру, но нелюбимую марку заменяю на дешёвый «Бонд».

У Джин нет сигарет.

В нашем поле зрения – один из дворов Хаскис-тауна, находящийся в расстоянии двух домов от моего. Этот двор такой же мрачный и тоскливый, его качели такие же ржавые и так же сокрыты под покровом вечернего дождя; но в нём было нечто особенное, памятное для нас всех. Недалеко от детской горки стояла небольшая «карусель», наподобие тех, что в парках аттракционов, но без нарядных лошадей и экипажа. Обычно дети звали такую дворовую диковинку «крутилкой» или же «вертушкой». Мы с Дэниэлом всегда придерживались первого варианта.

Но особенность этого места далеко не в том, что таких «вертушек» в других дворах не было – безусловно, были. Именно у этой «вертушки» не имелось седла: лишь его обкусанное подобие, оставшийся обрубок вырванного чуть ли не с корнями дерева.

Кит замечает нашу памятную «крутилку» и усмехается.

– Поверить не могу, – говорит он, указывая на карусель. – Семь лет прошло, а они так и не умудрились починить её?

Джин обращает внимание на предмет разговора.

Она улыбается.

– Как ты умудрился с неё свалиться? – спрашивает она.

Кит улыбается девчонке в ответ.

– Ты ещё помнишь?

Действительно, вина за уродство детской качели лежала на плечах десятилетнего Дэниэла Кита, и мы с Джин были тому свидетелями. Когда-то десятилетний Дэниэл Кит бегал по узким улочками Хаскис-тауна, надеясь освободить свой пылкий ум и натренировать горячее сердце, чтобы исполнить заветную мечту – стать лётчиком-испытателем. Мальчишкою, он всегда говорил, что взлетит над простором нашей большой страны, будет носить большую коричневую куртку и целовать свою счастливую жену в щёку по прилёту, ведь та всегда будет его ждать.

Десятилетний мальчик с лохматой копной волос в один прекрасный летний день залез на крутящуюся карусель в одном из дворов Хаскис-тауна, что был за несколько домов от его собственного, и сказал, что собирается «выдержать волю своего вестибулярного аппарата». Его друг, такой же юный Коул Прэзар, подобной смелостью желаний не отличался и от дружеского приключения отказался. Тогда-то мальчишка Дэниэл «раскрутился» на этой самой качели и вжался в уже тогда не самое крепкое седло настолько сильно, что вырвался из карусели в полёт.

Тогда у него и появился шрам на носу.

– Сидушка и так уже шаталась, а я решил оторваться на ней с лихвой, – хохочет Кит. – Вот и оторвался.

Джин напряжённо ухмыляется.

– Тебе нос тогда зашивали, насколько я помню? – уточняет девчонка.

– Да, нос, – парень указывает на свой шрам. – Мог и без него остаться.

Полёт завершился неудачно: десятилетний мальчик ударился об стоящую рядом лавочку и зацепился за торчащий болт лицом. Крови было столько, что я не видел даже его глаз. Мой детский разум был способен тогда, разве что, на крик ужаса, и мой друг действительно мог остаться безносой калекой.

Хладнокровностью в десятилетнем возрасте обладала лишь Джин Бэттерс.

Она и вызвала скорую, воспользовавшись своим маленьким кнопочным телефоном.

Так она с Дэниэлом Китом и познакомилась.

– У меня много шрамов, – гоготнув, говорит Кит. – Я как-то мог себе все рёбра переломать. Но меня Прэзар поймал. Помнишь, Прэзар?

Дэниэл Кит настороженно улыбается мне.