Не достигнуть координаты Х

– С другой стороны – что же я тогда чувствовал? – спросил юноша самого себя. – Ведь я точно что-то чувствовал, потому что сейчас этого чувства у меня нет. Я был таким же ребёнком из Хаскис-тауна, который смеётся, плачет и бегает по площадке. Возможно, более рискованный. Все качества из детства остались во мне, но чувства я испытываю разные. Это взросление?

Кит усмехнулся.

– В этом ли суть взросления – в различии чувств?

Мы не могли поддержать его одинокий разговор.

От этого речь Кита становилась тоскливее.

– Я понял недавно, что не чувствовал раньше. Одиночества.

Вблизи горела лампа нашего подъезда.

– У меня был друг, – кивает Дэниэл. – Я всегда проводил с ним своё время. Я любил проводить с ним время. Он был странным, но я всё равно любил своего друга. Мне никогда не было одиноко.

Мы втроём встали под жёлтым огнём этой лампы.

Кит молча смотрел на нас, а затем горько усмехнулся.

Он не смотрел на меня.

Завершив напряжение тишины, Дэниэл сказал:

– К сожалению, Прэзар умеет терять своих друзей.

Дэниэл развернулся и ушёл.

Мы с Джин стояли ещё с минуту молча.

Никто не проронил ни слова.

Я быстро нарыл ключи в кармане куртки и судорожно открыл дверь подъезда, запустив Джин вперёд. Мои ноги подкашивались. С отдышкой, я сопроводил подругу до лифта и обнаружил, что он сломан. Мы пошли наверх, по лестнице. Я чувствовал, как паника охватывала меня и всё моё тело. Я чувствовал мороз на кончиках моих пальцев.

Я чувствовал, будто бы я мёртв.

Расстояние в четыре этажа было немыслимо преодолеть, но мы справились. Я надеялся, что Джин уйдёт, и я останусь один. Я почувствовал одиночество, о котором говорил Дэниэл. Я почувствовал, как ему одиноко. Я почувствовал, будто бы я никто. Я почувствовал всю злость, которую он испытывал по отношению ко мне, почувствовал, как сильна его ненависть ко мне, как горька его обида, как непреодолима и детерминирована его злость, я понял, как же хочу исчезнуть здесь и прямо сейчас.

Я чувствую, как Джин хватает меня за руку.

Я чувствую, как мы с Джин смотрим друг на друга.

Её руки холодные.

– Я обещала принести тебе это, – говорит Джин.

Она протягивает мне немного потрёпанную книжку.

«Призраки» Чака Паланика.

Я чувствую, как она обещала мне это.

Я чувствую мягкий переплёт в своих руках.

Я чувствую её руки в своих руках.

– Коул, – тихо говорит Джин, пристально глядя на меня.

Я чувствую дрожь её разговора.

– Я никогда не брошу тебя, – говорит Джин, крепче сжимая мои руки.

Я чувствую, насколько сильно Джин Бэттерс любит меня.

Но я не чувствую.

D4(ХХ;УУ)

Кит зажимает сигарету меж зубов и поджигает её.

Он закуривает, выпускает клуб дыма и передаёт зажигалку мне. Я следую его примеру и повторяю де      йствия друга. Зажигалка передаётся обратно через пару секунд.

Ночью в Хаскис-тауне грустно, тошно и невыносимо тихо. Громогласное молчание пугает: в нём ты отчётливо слышишь своё беспокойное дыхание и ритм бешеного сердца, разрывающего грудь – словно за тобой гонится свора злых псов. В Хаскис-тауне действительно гонятся за каждым, но это не уличные агрессивные собаки, а несбывшиеся мечты и беспочвенные надежды.

Страшно до безумия.

Кит не сводит глаз с верхушек красных кирпичных домов. Его взгляд полон разочарования. в нём нет абсолютно никакой надежды на лучшее. Парень делает второй затяг и презрительно щурится, а после опускает кисть с сигаретой и с полной серьёзностью в голосе говорит:

– Не заводи детей в Хаскис-тауне, – он опускает глаза. – У них не будет будущего.

Я с непониманием смотрю на него.

Мы оба здесь выросли.

Мы оба бегали по дворам и узким улочкам, мы оба собирали истории и ушибы на плечах. Мы оба не имели забот. Мы оба кружились под прекрасным небом, едва выглядывающим из-за черепицы чёрных крыш, считали сорок на деревьях, ловили уличных кошек и кормили дворовых собак. Мы оба были абсолютно обычными, беззаботными детьми – такими же, какими являются нынешние дети Хаскис-тауна.

Как дети всего Прэтти-Вейста.

– Так можно про весь город сказать, – замечаю я.

Кит со мной не согласен.

– Посмотри на Нильский проспект, – мотает он головой. – Посмотри на постройки Джефферсона. Да даже на Бэйкерс. Даже у детей из Бэйкерса больше шансов сбежать из этой пропасти и стать хоть кем-то, чем у нас с тобой, понимаешь?

Кит поворачивает голову в мою сторону и затягивается, не сводя с меня глаз.

Он продолжает:

– Большинство людей, рождённых в Хаскис-тауне, умрут в нём же, – в его голосе слышится горечь. – На своих диванах с банкой пива в руках. Все люди, живущие здесь, – примитивные свиньи, не знающие, что можно прыгнуть выше своей головы.

Дэниэла начинает трясти от злости, но его взгляд всё также полон разочарования и печали.

– Это взрослые-завистники, – перечисляет парень. – Это ворчливые старухи, это спившиеся грузчики, это «всем довольные» тихони, ватники, уроды, лжецы, обманщики. Они все привыкли следовать чужим мечтам и даже не пробуют думать своей башкой.

Кит делает жадный затяг и с презрением смотрит вдаль.

Снова это тошнотворное молчание.

На улице, где даже не посвистывает ветер, слышать шёпот Дэниэла страшнее всего.