Бар служил броском через стеклянные Альпы бокалов на Запад, переходом из совкового состояния в демократическое общество, пусть даже и подшофе… Кружки на столах, будто стеклянные трубы на фабрике хмеля, дымят медленно пеной, которая трескается миллионами пузырьков, будто кто-то забрался в ее целлофановую середину, сидит там и лопает их со страшной скоростью пальцами, нажимая на подушечки. Но звук этот тонет в гуле. Стая гудящая мужчин: опустив свои хоботки, они сосут пиво из кегов; они редуцируют его в свое торжество духа. Для кого-то процесс адаптации занимает одну кружку, кому-то необходимо две. Так или иначе, все приходят к одному знаменателю. Я тоже подошел к стойке. Стул, пропивший спинку, покорно принял мой зад.
Достаю из кармана все ту же биржу, но ее теперь не хватает даже на кружку пива, жажда сильнее меня: я, словно путник в пустыне с караваном золота, готов поменять ношу верблюдов на глоток воды. Потом вытягиваю еще две купюры:
– Ставлю на «Гиннес».
– В первом заезде «Гиннес»? – не понял меня бармен.
– Да, – кивнул я ему.
Бармен был высокий и черный, афроамериканец русского происхождения, сгреб все три биржи и поставил передо мной пепельницу. «Твое дело – табак», – подумал я за него. Он улыбнулся белым забором зубов, стал вытягивать из крана темную жирную нить и топить ею в бокале бесшабашные пузырьки. Казалось, бармен пытался что-то сплести из этого волокна. Было в этом во всем нечто дьявольское. Пузырьки весело всплывали и быстро гребли к берегу. Их счастье было в том, что они умели плавать. Некоторые лопались раньше. Я взял кружку и вдохнул их дух, потом глотнул пива и улыбнулся белой эмали бармена. Я заказал кольца кальмаров, хлебцы с чесноком и отошел от стойки, подняв перед собой ледяной бокал, будто нес в руке свое холодное сердце. Сел подальше от экрана, где суетился футбол. Рядом англичане метали дротики и дифтонги. Они громко комментировали после каждого броска, а после трех неспешным ирландским произношением несли свои тела к мишени снимать урожай стрел. Как и в жизни, здесь важно было не просто попасть «в яблочко»: надо было, чтобы это яблочко принесло как можно больше очков. Попадешь не в свое яблочко, и пиши-пропало. Партия проиграна. «Будь они циничнее, могли бы метать в экран, по которому бегали футболисты, – все же, хоть какое-то разнообразие: глядишь, и игра оживилась бы», – ухмыльнулся я про себя после второй кружки пива.
Алкоголь делал мой мозг более развязанным, он ломал рамки, стереотипы, законы. В кармане завибрировала жена. Вместе с ней завибрировал весь бар: наши забили гол.
– Плохо слышно, хочешь, я тебе перезвоню? – кричал я Ольге в трубку.
– Давай.
– Завтра, в это же время.
– Шуточки твои меня не возбуждают.
– А что тебя возбуждает?
– Это сложный вопрос. Точнее сказать, он легкий, когда ты в контексте.
– В постели?
– Да причем здесь постель? Я же говорю, что ты не в контексте. Чтобы возбудиться, мне постель не нужна.
– Сейчас я почувствую себя ущербным.
– Подожди, я тебе перезвоню, – засмеялась она и добавила: – Один-один.
Я с удивлением обнаружил, как легко Оля угадала счет, потому что глаза мои зацепились за две единицы на экране, словно две штанги одних ворот. «Женщины, конечно, не умнее нас, но зато у них есть интуиция, которой они, словно хвостом, запросто могут отбросить все наши умозаключения».
– Кем ты себя возомнила?
– Женщиной.
– Нет, ты не женщина, ты – биологически активная добавка, БАД, без которой жизнь пуста.
– А ты как БДСМ.
– То есть я уже в контексте?
– Да-да, ты в деле. Приезжай, если сможешь.
– А если не смогу?
– Считай, что девушка ошиблась номером.
– Что за номера?
– Люкс, как всегда. В отеле.
– Ты про какой отель? А? – уткнулся я было мысленно с балкона в море. Купаться не хотелось, тем более в воспоминаниях. Связь тоже не хотела развивать эту тему, оборвалась, и я не услышал, что за новый номер выкинула Ольга. Я перезвонил, не из любопытства, просто поставить точку.
– Так на чем мы остановились?
– Иногда я вполне себе счастлива, вот сейчас, например, сижу дома, пью вино, и очень счастлива. А знаешь почему?
– Потому что я тебе позвонил?
– Потому что пью.
– Здесь ни черта не слышно.
– Я слышу, у тебя там весело, – уже обида вырывалась из динамика. – Ты скоро?
– Как только закончится, – снова завибрировал бар, на этот раз, правда, гол не засчитали. Некоторые заказали себе еще по пиву, кто – фисташек, чтобы загрызть досаду.
– Ты чем занимаешься?
– А как ты думаешь, чем может заниматься женщина около двадцати четырех?
– С ужасом ждет, что скоро ее карета должна превратиться в тыкву, туфелька в инфузорию, платье в халат, а принца все нет.
– Я не про время, я про возраст.
– Не вижу разницы. Я раньше как-то не думал, что тебе уже полночь лет.
– А теперь и вовсе нет смысла. Между нами все. И не вздумай приезжать ко мне. Слышишь?
– Очень плохо.
– Думаешь, мне хорошо?
– Очень плохо слышно.
– Ладно, во сколько ты будешь?
– Скоро.
– Обещай мне не врать.
– Хорошо. Обещай не спрашивать.