Не говори, что лес пустой...

Так думал Давлят, сидя на почерневшем дубовом пеньке, и комиссар Гуреевич разделял его опасения. Тут было тихо, лес пронизывали золотистые лучи предвечернего солнца. Где-то рядом звенели зяблики.

— Давай, Микола, будем выступать, — сказал Давлят, не поднимая головы.

— Люди готовы, сам знаешь, — глухо произнес Гуреевич.

Да, люди были готовы ко всему: и выступить в поход, чтобы атаковать, и принять удар, если каратели пойдут на них.

Давлят посмотрел на часы.

— Если через полчаса… нет, через двадцать минут ничего не будет, мы выступим, — сказал он.

— Я всегда за разумную инициативу, — ответил Гуреевич.

Золотистые лучи солнца медленно тускнели. По-прежнему звенели зяблики. На носок сапога взобрался жучок, остановился и вытянул серповидные клещи, словно приготовился обороняться. Но никто ему не угрожал, и он, как бы убедившись в этом, спрятал клещи и пополз дальше.

Двадцать минут истекали, когда из-за буйных побегов молодого орешника сначала донеслись приглушенные голоса, а потом вышли двое, и один, первый, был в форме… да-да, был в форме немецкого обер-лейтенанта, а второй конвоировал его, держа автомат наготове. Давлят и Гуреевич разом вскочили. Что-то вспыхнуло в голове Давлята, кольнуло, будто иглой. Он явно и раньше видел этого немца с худощавым удлиненным лицом, рыжеватыми волосами и голубыми веселыми глазами.

— Сам приперся, прямо в руки, — рассказывал между тем конвоир, до этого стоявший в дозоре. — Минут пять побарахтался, потом, когда скрутили, сказал: «А-а, партизан, давай командир». Он балакает по-русски.

— Так это… это же… — изумленно заговорил Гуреевич, глядя на немца расширенными глазами.

— Иоганн? Мюллер? — выдохнул Давлят, узнав наконец того пленного танкиста, которого почти полтора года назад отправили вместе с налаженной им рацией в штаб соединения.

Немец засмеялся.

— Так точно, герр… товарищ лейтенант! Разрешайте доложиться? Доставил вам боевой приказ. — И он протянул Давляту конверт. Он говорил по-русски много лучше, чем прежде.

Давлят быстро распечатал конверт. Это был приказ Тарасевича ударить по карателям с тыла. Отряду надлежало к пяти часам утра четвертого мая сосредоточиться на исходных позициях и ровно в шесть ноль-ноль начать атаку. Давлят передал приказ Гуреевичу, отпустил бойца-конвоира и крепко пожал руку Иоганну.

— Не ожидал увидеть, геноссе, честное слово, не ждал! — сказал он. — Откуда ты взялся? Где пропадал?

Иоганн, улыбаясь, ответил, что это длинная история, которую не время рассказывать. Он не мог сказать, что, выполняя задание, последние месяцы он сидел в Пинске под началом оберштурмбанфюрера Зингера, что только чрезвычайные обстоятельства вынудили его вернуться в лес и буквально за несколько часов успеть предупредить штаб бригады о предстоящем наступлении гитлеровцев.

Но Давлят понял, кто Иоганн теперь, — не надо расспрашивать, и порывисто обнял его.

— В одних рядах, значит? Друг, камарад! — взволнованно вымолвил он. — Ты, наверное, не представляешь, как это здорово.

— Немного понимаю, — улыбнулся Иоганн. — Я с вами за свой народ тоже. Как было говорено, гитлеры придут и уйдут, а германский народ остается. Сам Гитлер не уйдет, его надо побить. — Иоганн опять улыбнулся. — Я дам вам, товарищ С., сведения, как лучше бить сегодня по этот боевой приказ, — кивнул он на бумагу, которую Гуреевич вернул Давляту.

Втроем они прошли в блиндаж, и Иоганн, склонившись вместе с Давлятом над картой, показал те исходные позиции, на которые надлежит выйти отряду. Атаковать, сказал он, придется эсэсовский батальон, поддерживаемый двумя легкими танками и четырьмя самоходными орудиями. Батальон расположен поротно, тремя линиями, танки и орудия находятся между первой линией и второй.

— Эх, нам бы одну-две самоходки или танк, устроили бы мы фашистам концерт, — сказал Давлят, закуривая самокрутку.

— А что, можно иметь. Давайте мне пять партизан, такой, который может танк управлять, и будет у нас танк и самоходный орудие. Если есть еще немецкая форма, будет совсем даже хорошо.

— Формы-то два тюка, но ты расскажи, как возьмешь, — сказал Гуреевич.

— Это… ночью все кошки серые, — засмеялся Иоганн.

— Ну-ну? — нетерпеливо поощрил его Давлят, сразу догадавшись, что Иоганн надумал, и желая уточнить детали. «Умница! — восхищенно подумал он. — Здорово получится!»

Иоганн сказал, что они, он и бойцы, проберутся к орудиям и танкам, будут держаться возле, а потом, когда начнется наша неожиданная для гитлеровцев атака, воспользуются моментом и уничтожат экипажи танков и орудий, займут их место.

— Пятерых тебе для такого дела будет мало, — качнул головой Гуреевич.

— Давайте десять, — сказал Иоганн. — Только такой, который умеет водить и стрелять из танковой пушка. Есть такой?

— Найдем! — хлопнул Давлят его по плечу от избытка радостных чувств.