Не говори, что лес пустой...

Вернувшись из командировки в Гармскую область, Мочалов выждал, когда жены и дочек не было дома, и спросил Давлята, получил ли он письмо от матери.

— Не-ет… — вымолвил Давлят, вспыхнув от волнения.

— А мне сказали, что она писала ответ.

На мальчишески тонкой шее Давлята напряженно запульсировала голубая жилка. Чуть шевеля губами, он спросил:

— Вы их видели?

— Хотел встретиться, дом разыскал, да в нем оказались другие. Сказали, что мать с Шо-Каримом продали дом и уехали из Гарма дней за двадцать до меня, а куда — никто не знает.

Неловко было Давляту за обман, но не мог и теперь сказать правду, потому что по-прежнему считал то письмо оскорбительным для людей, заменивших ему родителей. Свою боль он решил нести в себе, ни с кем не делиться.

— Дядя Максим, — сказал он после затянувшегося молчания, во время которого Мочалов не сводил с него пытливого взгляда, — я знаю, вы хотите, чтобы я снова был с матерью…

— Ты не обижайся, комиссар-заде, — перебил Мочалов, — я хочу, чтоб и твоя мать вырвалась из лап двуногого волка.

— Бесполезно, дядя Максим, она крепко держится за мужа.

— Откуда ты знаешь?

Давлят поднял глаза и тихо, но твердо сказал:

— Если бы не держалась, мы давно были бы вместе.

И Мочалову ничего другого не оставалось, как только мысленно признать его правоту.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

«Какая она хорошая, тетя Оксана! С ней всегда легко и радостно. Когда я стесняюсь, Наташа говорит: «Ты разве в гостях? Ты наш брат!» Я спрашиваю, кто сказал, — отвечает: «Мама». Тетя Оксана и ласкает меня, и, если заслужу, бранит, как Наташу или Шуру. Она строгая, но справедливая, всегда проверяет, выучили мы уроки или нет, говорит, что хорошо учиться — это наша главная обязанность.

С ее помощью я теперь и по русскому получаю только «хорошо» и «отлично». Она интересно рассказывает про таких великих русских писателей, как Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Толстой, а вчера вечером читала вслух стихи о Ленине поэта Владимира Маяковского.

Она часто читает нам вслух стихи и рассказы. А иногда слушает, как читаем мы — я, или Наташа, или Шура. Наташе особенно нравятся стихи Пушкина. Мне тоже. Я выучил несколько его стихотворений наизусть и выступал в школе на пионерском сборе. Всем очень понравилось стихотворение «К Чаадаеву». Как здорово там сказано:

Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!

Теперь я знаю, что когда папа говорил: «Давлят, будь честным и смелым», — он думал о родине и хотел, чтобы я посвятил ей прекрасные порывы своей души. Тетя Оксана тоже так думает… Теперь она для меня дороже родной матери. Да, дороже, и я никогда не забуду, что она сделала для меня».

Эти строки из дневника Давлята, который он вел изо дня в день, шли от самого сердца, познавшего и горести, и радости. С юношеской наивностью, прямотой и категоричностью записывал он все, что случалось либо приходило на ум, над чем размышлял и что волновало, вызывая восторг или боль. И чем дальше, тем реже упоминались в дневнике мать и Шо-Карим, тем чаще встречались имена старших и младших Мочаловых.