Не говори, что у нас ничего нет

Стул подвинулся. Скрип дерева по деревянному полу донесся словно из самых ее костей. Одно плечо горело от боли, а другое словно растянулось и стало очень длинным. Ай Мин показалось, что она слышит рыдания. Плач приблизился; он вошел вместе с дождем, что капал на бетонный тротуар за дверью и дотемна тот вымочил. Была суббота, но оба ее родителя ушли на работу. Она подошла и растянулась на их кровати, чересчур не находя себе места, чтобы учиться, и долго смотрела на дождь.

Когда Воробушек пришел с завода, то первым делом включил домашнее радио, хотя и соседское им было прекрасно слышно. Он попал под дождь, и мокрые волосы жалко облепили его лоб. Ай Мин взяла полотенце и принялась вытирать Воробушку голову.

— Что ты сегодня учила? — приглушенно спросил он.

— Все подряд. А мы цветы на площадь Тяньаньмэнь понесем?

Он отвел с лица уголок полотенца.

— Цветы?

— Ну смотри, все соседи их делают. — Из окон было видно, что происходило в домах по ту сторону узкого проулка, а еще можно было заглянуть в комнаты, примыкавшие к их кухне; там семейство Гуа складывало из бумаги белые хризантемы, символ траура. — Для товарища Ху Яобана! Он сегодня умер вообще-то.

— М-м, — сказал Воробушек.

Он наклонил голову набок, пытаясь вытряхнуть воду из уха. Теперь его волосы стояли дыбом, и он походил на дельфина.

— Знаешь, — беспечно сказала Ай Мин, — когда его спросили, в какой области политика Председателя Мао еще может быть актуальна для Китая, Ху Яобан сказал: «Думаю, ни в какой».

— Лучше бы тебе такого не повторять.

— Если генсеку можно, то почему мне нельзя?

Отец выпрямился.

— А с каких это пор ты у нас генсек? И разве он не попал под чистку?

Хунвейбины орали по радио бредовые лозунги про опороченного Ху Яобана. То были шестидесятые, когда Ай Мин еще не родилась, и безумная звукозапись уже через несколько секунд уступила место лучшим дням. Вот он, Воробушек, в новой экономической зоне, вот он на северо-западе вместе с членами партии. После культурной революции и падения Банды четырех товарищ Ху трудился над реабилитацией ложно обвиненных… Он посетил более 1500 уездов и сел, до самых отдаленных районов Синьцзяна и Внутренней Монголии, дабы убедиться, как проявляет себя политика партии в жизни народа…

Дождь полил еще сильнее. Ай Мин неторопливо чистила апельсин.

По переулку прошла Ивэнь в новеньком розовом платье, покачивавшемся на ходу вокруг бедер и парившем над длинными бледными ногами. Ай Мин почувствовала себя уязвимой — как чищеный апельсин, который держала в руке. Они были одного возраста, но по сравнению с Ивэнь, уже настоящей студенткой, Ай Мин была всего лишь ребенком. У Ивэнь был переносной кассетный магнитофон, и на ходу она всегда слушала музыку. Слушать музыку, которую никто больше не мог услышать, было очень современно и до мозга костей по-западному. Частная музыка вела к частным мыслям. Частные мысли вели к частным желаниям, их частному исполнению — или частному голоду, к целой частной вселенной, скрытой от родителей, семьи и общества.

Скрип пластиковых шлепанец Воробушка прервал ее размышления. Ай Мин вручила ему почищенный апельсин, и Воробушек улыбнулся, точно она дала ему само солнце. Он пошел к проигрывателю, и Ай Мин выключила радио, прервав Ху Яобана на полуслове.

Она забралась в кровать, хоть было еще рано. Фуга из «Музыкального приношения» Баха кружила во тьме, как собака, гоняющаяся за собственным хвостом. Ай Мин слышала, как пришла домой мать и как родители обмениваются привычными словами. Та же кровать, другие сны. Эта старая поговорка в точности описывала Воробушка и Лин. Как так вышло, что ее мать была столь независимым, современным существом? Как так вышло, что ее отец любил кого-то столь далекого от его насущной реальности? Как могла бы Ай Мин прожить лучшую жизнь, чем они? Единственным значимым для нее вопросом из сочинения было — как может человек сам творить свое будущее?

В понедельник Ай Мин наткнулась у колонки на соседку Ивэнь.

— Ты же идешь сегодня на Тяньаньмэнь? — спросила старшая девушка.

Ай Мин оторопела и смогла выдавить только:

— Зачем?

Девушка рассмеялась. Она подняла полное ведро и нетвердо отступила.

— И правда, зачем? — смеясь, сказала Ивэнь. — А я тебе почти поверила! Ай Мин, ну ты меня и подловила. Такой прямо вид невозмутимый! Если мне когда-нибудь понадобится алиби, первым делом пойду к тебе.

Ай Мин улыбнулась, глядя, как розовое платье Ивэнь уплывает прочь по переулку.

Вернувшись к себе в комнату, она какое-то время стояла, глядя на стопку книг на столе. До вступительных оставалось еще три месяца. Она задернула штору, переоделась в другое платье и ушла.