Не говори, что у нас ничего нет

— Ты что, с ума сошла? — Ивэнь так горько плакала, что, наверное, ничего перед собой не видела. — Они по людям стреляют. Народно-освободительная армия по людям стреляет. Я видела, как в трех или четырех прямо передо мной попали. Пули, они как будто прямо в теле разрываются…

— Нет, военные не посмели бы. Это, должно быть, резиновые пули.

— Не посмели бы! — истерически выкрикнула Ивэнь. — Люди плакали: «Почему они в нас стреляют? Зачем они в нас стреляют?» А потом из-за баррикад им некуда было убегать. Из-за наших баррикад. Которые мы построили. Они не могли через них перебраться.

На площади у подножия Памятника народным героям по-прежнему были толпы студентов. Ивэнь затормозила.

— А что же теперь? — прошептала Ай Мин.

Ивэнь смотрела на нее в упор, но у Ай Мин было жуткое ощущение, что ее, Ай Мин, тут словно бы и нет. Она увидела пятна на платье Ивэнь — темные, как грязь, потеки крови. Чья-то чужая? — подумала она с колотящимся сердцем, ну конечно, чужая.

— Что мы наделали? — произнесла Ивэнь. — Что мы наделали?

Время от времени армейские грузовики трогались с места на полном ходу без предупреждения, не обращая внимания на людей на дороге. С каждым мигом солдат становилось все больше и людей тоже — пытавшиеся спастись врезались в тех, кто просто стоял и смотрел, или выглянул из дому, или шел на работу или с работы. Воробушек и Фань почти всю дорогу обратно до Мусиди бежали, и оба теперь не могли отдышаться. В переулках словно из-под земли выросли солдаты. Толпа не убегала прочь, но только металась туда-сюда, туда-сюда, как игрушка на ниточке. Электроавтобусы, некогда составлявшие баррикаду, превратились в груды обгорелого металла.

— Не дайте им пройти, — говорила Фань. — Они убийцы. Не пропускайте их на площадь.

Мимо проковыляли какие-то подростки с раненой девушкой на руках.

«Расходитесь по домам, — повторял голос из репродуктора, — расходитесь по домам». Кто-то кричал: «На помощь!»

Танки вновь двинулись вперед. Воробушек услышал глухой стук кирпичей о металл.

— Фашисты, фашисты…

Воробушек обернулся. Это что, была Фань? Он ее не видел. Как тихо и аккуратно появились у него за спиной солдаты — плечом к плечу, ружья наизготовку. Но они прошли мимо Воробушка, словно его вовсе не существовало. За ними на дороге лежала раненая женщина. Подбежали двое мужчин и потянули ее прочь. Солдаты принялись стрелять — прицельно в кого-то одного, в кого — Воробушек не видел.

Фань вопила:

— Скоты! Бесчеловечные скоты!

Дым валил, будто с деревьев.

Сквозь шум прорезался громкоговоритель:

— Расходитесь по домам расходитесь по домам расходитесь по домам…

— Малыш Го, ты где? Малыш Го!

— В него попали, попали! Кто-нибудь, помогите!

Фань поддерживала тяжело опершегося ей на плечо человека — высокого, крепко сбитого, в темно-синей рабочей одежде, и, когда Воробушек подбежал помочь, тот рухнул всем весом вниз, как шест. Воробушек чуть не упал и испугался, что раненый их всех повалит. Он уцепился за что-то — за что-то железное — и тут же отпустил, потому что обжег ладонь.

— Осторожно, осторожно, — как во сне бормотала Фань, словно переводила через дорогу маленьких детей. — Не дайте им добраться до студентов.

Рука Воробушка словно таяла. Опиравшийся на него мужчина произнес:

— Пожалуйста, не бросайте меня. Пообещайте мне, пожалуйста. Вы же не можете меня бросить.

— Я вас не брошу. Скажите, как вас зовут, — твердость в голосе Воробушка казалась фантастической и далекой. — Куда вас ранило? — Саму рану сплошь залило кровью.

— Она внутри, — уже плача, сказал человек. — Это они со мной сделали.

Подбежал кто-то с грузовым велосипедом, все кричали, коляска была скользкой от крови и толстого слоя грязи. Высокого раненого втиснули на борт рядом с той самой женщиной, которую Воробушек уже видел. Глаза ее были открыты и вопрошающе смотрели на него. Хозяин велосипеда начал жать на педали, они постарались ему помочь, подталкивая коляску с двух сторон.

— Куда? — прокричал велосипедист. — Куда?

— Езжайте на запад, в больницу Фусин!

— Нет, нет, лучше его в медцентр на Чжушукоу…

— Погодите, погодите, тут еще люди…

В коляску спешно погрузили еще два тела.

— Спасайтесь сами! — дрожа в лихорадке, простонал раненый. — Вы что, не видите, что они стреляют?

Воробушек подумал о своем велосипеде — велосипед ему понадобится, но где же он его оставил? Какой-то человек наливал в железную емкость бензин и плакал: «Скоты! Мясники! Долой компартию!» Дым рванулся Воробушку в грудь, наполнил горло, застил глаза. Его охватил гнев, который, как он думал, давно угас — или же вовсе прежде был ему несвойственен. Воробушку показалось, что в плотной толпе он заметил Фань — и он двинулся туда.