Не говори маме

Дверь оказывается не заперта. Тренькает колокольчик. Я шаркаю ногами по коврику, чтобы не тащить внутрь уличную грязь, и на цыпочках, хотя звон уже выдал меня с головой, крадусь мимо вешалки с двумя куртками в слабо освещенную комнату. Пахнет крепким кофе – не растворимым, а настоящим, из кофемашины. За деревянной стойкой никого нет, но в комнатушке, отгороженной книжным стеллажом, сидят люди: рыжая девушка с ноутбуком, двое ребят, склонившихся над настольной игрой, и еще взъерошенный парнишка с книгой в руках. Увидев меня, он вскакивает и подходит к стойке.

– Привет! Ты уже была у нас раньше? Правила знаешь?

– Можно без правил? Просто файл распечатать.

– А! – Он чешет в затылке и исчезает под стойкой. – Этим обычно мама занимается. Но попробуем разобраться.

Пока он включает компьютер – я не вижу, но понимаю по звуку, – игроки азартно обмениваются непонятными репликами. Рыжая натягивает куртку и пудрит нос, затем убирает в сумку пудреницу, ноутбук и распечатки, которые лежали перед ней на столе. Все столы в комнате разные и будто собраны по чердакам: один круглый, покрытый черным лаком, другой квадратный, на львиных лапах, есть еще шахматный, с нарисованной доской, и овальный царь-стол – за ним свободно могли бы разместиться человек десять.

– Саввушка, – говорит рыжая, проходя мимо стойки. – Я ушла, отметь.

– Принял, – отзывается он. – Хорошего дня! – И протягивает руку ладонью вверх. – Вроде получилось. Давай флешку.

В последний раз я пользовалась флешкой лет пять назад. Папе подарили ее на службе, а он передарил мне. С тех пор как появилась возможность переслать что угодно себе на почту, а потом и в избранное в телеграме, даже это слово почти забылось.

– Файл у меня в телефоне, – признаюсь я уныло.

Темноволосый Савва с длинным носом, придающим его лицу комично-печальный вид, явно не теряет надежды мне помочь:

– Не беда! Переслать сможешь? Если что, здесь есть бесплатный вай-фай. «Печатная» английскими буквами. Пароль…

– Не-не, – перебиваю я, не осмеливаясь наглеть. – У меня нормальный мобильный интернет.

Он диктует электронный адрес – кажется, свой личный, – и «лишние вещи» улетают туда. Савва утыкается в телефон.

– У вас крутая вывеска, – говорю я просто так.

– Отец делал. Там еще домовые.

– Да? Не видела.

– Будешь выходить – посмотри. В кустах. Оп!

Принтер под стойкой издает «ж-ж», и через мгновение Савва отдает мне лист с распечатанным текстом:

– Одного хватит?

– Вполне. Сколько с меня?

– Двадцать рублей. – Он и сам похож на дружелюбного домовенка. Я протягиваю пятьдесят. – А без сдачи есть?

– Нет. – При виде него невозможно удержаться от улыбки, но я серьезна.

– Сходим куда-нибудь попить кофе?

– Нет, – говорю я и все-таки улыбаюсь.

– Тогда у тебя есть тридцать бесплатных минут в нашем коворкинге. Кофе-чай бесплатно. Заглядывай! И удачи с «лишними вещами».

Первый домовой дрыхнет под кустом с бутылкой в руке. Второй пытается взобраться на дерево. Третий сосредоточенно пишет – я заглядываю через плечо, но там просто зарубки. Кажется, я нашла идеальное место для гараж-сейла. Вот только кто бы меня сюда пустил…

Придется подумать еще.

* * *

Отдышавшись, я возвращаюсь в шалаш и включаю запись. Продолжаю: «…Признаваясь в презрении к слабым, Мартин пытается обосновать свою позицию. Текст, который следует далее, сильно отличается от его собственных мыслей. Скорее всего, это слова Руса, Андрея Русских, тренера по рукопашному бою. Именно так он убеждал Мартина и Родиона Ремизова в их превосходстве над теми, у кого нет дома. Именно так давал им право убивать, хотя в суде Ремизов утверждал, что обладает этим правом от рождения. Я не стану зачитывать эти несколько абзацев из дневника Мартина: логика довольно проста. Волки – санитары леса. Человеческой популяции, у которой гораздо больше общего с животными, чем принято думать, тоже нужны санитары, чтобы избежать вырождения, а население было жизнестойким и не утратило инстинкта самосохранения. Раньше эту функцию выполняли войны, эпидемии и голод, но цивилизованное общество победило болезни и создало искусственную среду обитания, в которой выживают даже самые слабые: младенцы, немощные калеки и умственно неполноценные. Так быть не должно, вторит Мартин теоретическим выкладкам Русских и тут же апеллирует к зороастризму с его разделением на “чистое” и “нечистое”. Нас учат уважать “нечистоту”, однако почему я должен уважать тех, кто слаб?

Думаю, Мартин Лютаев купился именно на эту кажущуюся простоту: наш сложный противоречивый мир удобно разделился на черное и белое. Студент, которого еще недавно возили лицом по бетону в “Яме”, получил идею, несколько приемчиков и нож, назвал себя “санитаром”, избранным и пошел убивать бездомную бывшую учительницу Анну Николаевну Нелидову, потому что ему не за что было ее уважать…»

Я помню, в тот вечер Март был занят: Прости, сегодня встретиться не получится, задержусь в тренажерке.