Не говори маме

Он кладет локти на стол и нависает над тарелкой, а вилку держит тремя пальцами за самый кончик. Долго копается в макаронах, будто пытаясь отыскать под ними фуа-гра, в конце концов ниточки тушенки образуют отдельный холмик. К своей тарелке я не притрагиваюсь. Чувствую себя вуаейристкой в этой тишине, нарушаемой только постукиванием его вилки. От Ильи пахнет по́том, а бинты вблизи оказываются не такими уж белыми. Я вдруг представляю нас вместе – целую жизнь, проведенную напротив него в сумрачной кухне, клеенка липнет к пальцам, он ест, а я смотрю на него, как смотрела в каждый из этих дней, мы оба ничего не добились, у нас только мы и эта кухня, а больше и не надо – выпить чаю, убрать посуду, лечь рядом, включить телевизор…

– Вы со Стефой очень похожи, – заговариваю я, чтобы звуком голоса прогнать «нас» и вернуть себя и его. – И такие странные. Вам, наверное, скучно в Красном Коммунаре.

– Нормас. – Дожевав, он все-таки договаривает: – Она в театральный хотела поступать, но теперь у нее Митька.

– А ты?

– В Москву свалю, когда бабло будет.

– И что ты там будешь делать?

– Хэзэ. Мужика найду. Или двух. – Вторая личина проступает под первой и прячется обратно. Примерно так в фильмах ужасов показывают вселившегося в человека дьявола. У Ильи достаточно задатков, чтобы влипнуть в самую дурную историю, а с «уроками» Джона его шансы взлетают до небес. – А ты оттуда же, да?

– Я оттуда же, да.

Снова карябает вилкой по дну тарелки. Можно было не тратить на него тушенку, раз он ее не любит.

– И че, как?

– Хорошо, если у тебя есть жилье и работа. Плохо, если их нет. Завтра, кстати, еду домой по делам.

Он вскидывает голову:

– Одна?

Тоскливо так: вроде уже и сам знает, мог бы не спрашивать.

– Ну погулять в центре не получится, но, если хочешь, можем поехать вместе!

В его глазах вспыхивает нечто похожее на жизнь и моментально гаснет.

– Я куплю нам билеты, это недорого. А пообедать можем в «Бургер Кинге» за бонусы. Бесплатно.

Кажется, теперь не только я мечтаю, чтобы поскорее наступило завтра.

Яма

Это Ма́ндос[10]. Он в снегу: заснеженные дорожки, замок из красного кирпича с пустыми окнами, огромное снежное поле – все такое яркое, что больно глазам, и очень холодно, но по дороге сюда мы с папой встречаем белок. Они скачут прямо перед нами, пушистые и веселые, и мне стыдно жаловаться на холод, потому что белки не жалуются, и светит солнце, за моей спиной стоит самая красивая на свете Амариэ[11], ее ладони лежат на моих плечах – сейчас начнется. Я слышу про дюраль[12] и гровер[13], еще про гуманизацию, двуручник и кистень, и эти слова неразрывно связываются в моей голове со снежными кружевами, морозом и белками. Перед моим лицом то и дело мелькает бутылка: ее передают друг другу Змей и Стилет. Они тоже красивые – длинноволосые, с хайратниками[14]

поперек лбов и с огромными черными щитами. Я немного влюблена в них обоих. Но сейчас мы ждем папу, и он выходит на поле, мощно взрыхляя ногами снег. Из развалин замка появляется Дурин[15] – он не враг, потому что сидел у нас дома и пил из такой же бутылки, как у Стилета и Змея, очень здорово играл на гитаре и пел про золотые деревья с юной листвой. Я сидела на диване и одними губами повторяла слова песни.

Папа размахивается, и они с Дурином скрещивают мечи. Я не хочу, чтобы они дрались, но Амариэ гладит меня по шапке и шепчет, что это тренировка перед настоящим боем, поэтому я сжимаю пальцы, кусаю губы и очень болею за папу. Сначала побеждает Дурин, но потом папа нарочно падает и рубит Дурина по ноге так внезапно, что я кричу от радости, а когда Дурин оказывается повержен, бегу к ним обоим через снежное поле, проваливаясь по колено. «Дурин, Дурин! – кричу я и глажу его по лысой макушке, и как только он не мерзнет без шапки? – Прости, что папа тебя убил, ты еще придешь к нам в гости?» И не понимаю, почему все, даже Амариэ, смеются.

– Парк «Царицыно», – объявляю я, и Илья хватает меня за руку, чтобы не потеряться в толпе гуляющих. Возвращение парка к жизни после пандемии не может не радовать. С тех пор как мы вышли на Павелецком вокзале, Илья ничего не говорит и постоянно за меня держится. Даже в будний день людей здесь на два порядка больше, чем в Красном Коммунаре. А в выходные еще прибавится: погода слишком хорошая, и вопреки растущей ковидной статистике все приезжают за солнцем, возможно последним. – Идем. – Не выпуская руку Ильи, я двигаюсь против людского потока к пруду.

Утки обитали здесь и в эпоху Мандоса, но не были такими упитанными и наглыми. Я по ним скучала.

– Держи! – Я высыпаю Илье в ладонь горсть кошачьего корма, припасенного в сумке. – Бросай подальше.

У него неплохо получается. Уткам приходится изрядно потрудиться, чтобы добраться до еды.

– Забавные, правда?