Записки никто не видел.
Никки сразу не поверила матери.
– Шейн ненавидел маму, – сказала она Сэми после того, как мать продемонстрировала им скворечник.
– Уверена, он не мог оставить ей такой записки.
Сэми тоже не верила в теплые отношения матери с Шейном, но не могла признать, что вся эта история – одна большая ложь.
– Шейн всегда убегал, – напомнила она Никки.
Никки не ответила. Что-то в этом скворечнике беспокоило ее: она понимала, что он не стал оставлять бы Шелли подарков или писем с признаниями в любви. Тем не менее Никки не хотелось думать, что с мальчиком, которого она считала своим братом, случилось что-то плохое.
Шелли со старшими девочками сели в машину и поехали искать Шейна, но на этот раз их поездка была совсем недолгой.
Против всех правил.
«Обычно мама целый день колесила по округе, когда искала его. А тут мы вернулись уже через час, – позднее рассказывала Никки. – И потом ездили искать Шейна всего раз-другой».
Спустя несколько дней, когда Никки кормила лошадей, ей на секунду показалось, что она слышит голос Шейна. Она огляделась, но не увидела его. Вечером Никки рассказала Шелли об этом.
– Мама, Шейн где-то поблизости. Кажется, я его слышала.
Шелли нахмурилась.
– О чем ты говоришь?
Никки любила Шейна. Она хотела, чтобы он вернулся, как всегда.
– Может, он никуда не сбегал?
Мгновение Шелли смотрела дочери в глаза. Потом отвернулась, ничего не сказав.
Примерно через неделю Шелли с дочерями поехала на выходные в мотель в Абердине. Решение о поездке она приняла спонтанно. Они поплавали в бассейне и поели в кафе неподалеку. Старшие девочки говорили о Шейне – надеялись, что с ним все в порядке.
Куда бы он ни подался, там ему было лучше, чем дома.
Наконец они получили ответ. Мать сказала, что их двоюродный брат рыбачит на острове Кодиак.
Шелли сказала, что до этого ей кто-то несколько раз звонил, но вешал трубку.
– Например, прошлым вечером, – сказала она убедительным тоном. – Наверняка это был Шейн.
Никки не спрашивала, зачем Шейну звонить и вешать трубку. И почему он звонил только тогда, когда никого больше не было дома. Ни ей, ни Сэми не разрешалось подходить к телефону; они слышали только щелчок, когда трубку клали на место. В этом конкретном случае не имело смысла уличать мать во лжи.
Шелли также напомнила дочерям, что, если кто-то будет расспрашивать их о Кэти, они должны отвечать одно и то же.
– Что ты скажешь, если придет полицейский и спросит про Кэти?
– Что она уехала со своим парнем, – сказала Никки.
– Как его имя?
– Рокки.
– А кем он работает?
– Водителем грузовика.
– Куда они отправились?
– Куда подальше?
Шелли состроила гримасу. Она была раздражена.
– Ну же, Никки, подумай! Надо отвечать точно.
– В Калифорнию или на Аляску.
– В Калифорнию! Ты что, совсем меня не слушаешь? Это Шейн сейчас на Аляске!
Никки оставалось лишь надеяться, что он действительно там.
Глава тридцать восьмая
Никки попыталась нажать на ручку входной двери.
– Пожалуйста, мам! Впусти меня.
Никакого ответа.
– Пожалуйста, мам! Здесь ужасно холодно. Я буду хорошо себя вести. Обещаю.
Шелли игнорировала ее: она лежала на диване и смотрела телевизор.
Так происходило практически ежедневно. Однажды Шелли дала дочери одеяло. Но обычно отправляла ее на улицу с пустыми руками. Как-то Никки удалось припрятать спальный мешок и коробок спичек в старом амбаре. Но когда они ей понадобились, оказалось, что вещи пропали.
Ее мать – Никки это знала – отлично умела отыскивать спрятанное.
Бывало, что Никки ночевала в одной из хозяйственных построек, но в основном ей приходилось бегать по лесу за домом, чтобы не замерзнуть, и ждать прихода рассвета. Мечтать о том, как бы выбраться отсюда. Временами она видела фары машины – это друзья привозили Сэми с очередной вечеринки. В окнах спальни Тори горел свет. Никки любила сестер больше всего на свете, но никак не могла понять, почему к ней мать относится совершенно по-другому, с такой злобой и ненавистью. Почему постоянно ей говорит, что она мусор, сука, неудачница, шлюха. Оскорбления сыпались на нее пулеметными очередями.
– Никто никогда не полюбит тебя, Никки! Никто и никогда!
Время от времени Шелли пускала ее внутрь. Но не потому, что дочь умоляла ее или обещала исправиться. Просто когда ей так хотелось. Шелли давала ей поесть горячего и говорила, что очень любит Никки.
«Какое-то время все шло нормально, – вспоминала Никки много лет спустя. – Может, день или два. Я не доверяла ей, но всегда надеялась продержаться в доме подольше».