Потом, без всякого предупреждения, мать снова выгоняла ее. Часто голую. Иногда с комплектом одежды. Непременно под градом оскорблений и обидных слов.
Насилие становилось все более жестоким.
Однажды, когда Никки работала во дворе в одном белье, мать бросилась на нее с ножом. По какой-то причине Шелли разозлилась на дочь. Видимо, ее бесило то, что у Никки не получалось найти работу после увольнения с должности посудомойки в «Морской звезде», или то, что она недостаточно хорошо справлялась на ферме. Никки бросилась бежать – мимо сарая, через поле, – а мать преследовала ее и приказывала остановиться.
– Черт тебя побери, Никки! Не смей убегать от меня!
Шелли настигла дочь, повалила на землю и ножом порезала ей ногу. Из раны хлынула кровь. Мать посмотрела на то, что натворила, и отпустила Никки. Та убежала в лес; рана длиной не меньше десяти сантиметров сильно кровоточила, и на нее определенно следовало наложить швы, но Никки знала, что не станет обращаться за помощью по той же причине, по которой этого не делала Кэти.
Ту ночь Никки провела в лесу. Когда на следующее утро она вернулась домой, грязная и промерзшая до костей, мать ничего не сказала о своем вчерашнем нападении.
Она вела себя так, будто ничего не случилось.
В то время курятник стал для девочек основным местом, где они могли спрятаться сами и спрятать кое-какие вещи, например, куртки и одеяла, потому что никогда не знали, в какой момент мать выставит их из дома на мороз.
Однажды после обеда Сэми занималась домашними делами – кормила собак, потом кроликов, которых держали рядом с курятником. Когда она заглянула внутрь, то увидела Никки сидящую на куче сена; сестра плакала и смеялась одновременно.
– Я пыталась покончить с собой, – сказала она Сэми.
Никки показала пальцем на веревку, которой сено связывали в брикеты: она сделала из нее петлю и перебросила через балку курятника. Когда Никки спрыгнула со стога вниз, балка треснула.
– Даже это у меня не получилось, – добавила она. Несмотря на весь ужас ситуации, обе сестры рассмеялись.
Сэми понимала, почему Никки хотелось покончить самоубийством. Недавно она тоже предприняла подобную попытку. Сэми задержалась допоздна с друзьями, а когда вернулась домой, мать отказалась ее впускать.
– Будешь сегодня ночевать на улице.
Была осень, и на улице сильно похолодало. Сэми решила, что это последняя капля. Она больше не может выносить материнских издевательств, и никакого выхода у нее нет. Она убежала в лес, нашла куст с красными ягодами, про которые ей говорили, что они ядовитые, и принялась их есть. Сначала одну, потом другую, потом целую пригоршню. Она плакала. В лесу было темно, вокруг ничего не видно. Но ей было наплевать. Сэми заталкивала ягоды в рот и поспешно глотала.
Однако ничего не происходило.
«Я вернулась домой, наевшись ядовитых ягод, а мама вела себя так, будто ничего не случилось, – вспоминала она впоследствии. – Было уже за полночь, но она даже не взглянула на меня. Она знала, что я вернусь. То, что я съела те ягоды, было как крик о помощи, но она не обратила на него внимания».
Рвота и диарея мучили Сэми больше недели. Если она надеялась привлечь внимание матери своей болезнью, ей это не удалось.
В середине сентября 1996 года, спустя больше двух лет после исчезновения Кэти Лорено, Шелли подала заявление на должность помощника учителя в школьное управление Саут-Бенд. Несмотря на ужасающее состояние финансов семьи Нотек, она настаивала на том, что все это время работала независимым консультантом по налогам, но теперь собиралась вернуться к своему призванию – обучению детей.
Она считала, что обладает необходимым «терпением», чтобы работать с детьми с особыми потребностями.
Глава тридцать девятая